Колокола Спасо-Преображенского собора Перми

Молчит колокольня Пермского кафедрального собора, молчит уже сто лет. И не осталось в Перми человека, кто слышал бы эти звоны, кто помнит голоса кафедральных колоколов… А между тем колокола здесь были весьма замечательные, и слава о них распространялась по нашей епархии и далеко за ее пределами.

Известно, что в Пермь после долгих перемещений был переведен Пыскорский ставропигиальный монастырь, а вместе с ним были привезены и монастырские колокола. Правда, не в полном объеме: два огромных благовестника были разбиты еще при пожаре в Пыскоре, часть колоколов, очевидно, осталась в Соликамском монастыре, где несколько лет проживала монастырская братия, и лишь часть дошла до Перми.

Главным соборным благовестником оказался «Бурло» — колокол со звучным названием и богатой историей. Этимология этого имени восходит по Далю к словам «буря», «бурлить». Отсюда можно предположить, что колокол имел сильный, звучный голос. В Пыскоре он был третьим по величине, но после того как в пожаре были повреждены два больших пыскорских благовестника, к нему уже тогда перешло звание главного монастырского колокола. Отметим, тогда он весил 360 пудов. Когда, где и кем он был отлит -установить пока не удалось, равно как и неизвестен его первоначальный вид. Однако можно предположить, что колокол мог иметь нечто поразительное и во внешнем облике, поскольку известно, что во времена архимандрита Иуста, при перевозке на Лысьву, в Пыскоре «колокол почему-то остановлялся», и сюда выходили для встречи его со святыми иконами. Место это… и доныне называется «около Бурлова становья», — так говорят «Пермские епархиальные ведомости». Остановку колокола при транспортировке можно было бы объяснить необходимым отдыхом при выполнении тяжелой работы, однако встреча его торжественным чином объясняется, скорее, актом прощания с дорогой сердцу и слуху святыней. А поразительный внешний вид колокола мог вызвать желание хотя бы на прощание насладиться его красотой. Из Пыскора колокол был перемещен в Соликамск, где при архимандрите Симеоне так же, как и его старшие братья, пострадал во время пожара и потерял свой голос. Когда было принято решение перевести Пыскорский монастырь в Пермь, тогда же задумали и перелить «Бурло», прибавив к нему около двухсот пудов меди.

Михаил Капустин, опубликовавший обширную статью о Пыскорском монастыре в «Пермских епархиальных ведомостях» (1868, № 43), свидетельствует о том, что в новообразованном в Перми соборе находилось восемь колоколов, и весу в них было немного более 600 пудов. Приведем цитату из его публикации:

«Самый старший из них (соборных колоколов. — Прим, ред.) по весу и до сих пор удерживает за собою название третьего Пыскорского колокола — Бурло. Колокол украшен золочеными литыми иконами Преображения Господня, Божией Матери, Стефана Великопермского и таковым же Распятием. Иконы сии и распятие расположены с четырех сторон. Между ними 12 бронзированных фигур, вероятно, изображения святых апостолов. По краям внизу надпись: «Перелить сей благовестный колоколъ въ царствование благочестивейшия великия Государыни Императрицы Екатерины вторыя, самодержицы всероссийския, въ ставропипальный Спасопреображенский Пермский монастырь, в бытность и тщанием того монастыря настоятеля архимандрита Иакинфа съ братиею, 1783 года ноября 20 дня, весу (оставлено пустое место, высечки нет), майстеръ города Чебоксары Григорий Иванов Свирзгинъ».

Здесь давайте прервем цитату и обратим внимание на имя колокольного мастера. Знак вопроса при его написании поставлен автором статьи, т. е. он не был уверен в том, что верно прочел указанное на колоколе имя. В 15-м номере «Пермских епархиальных ведомостей» за 1881 г. имя этого литейщика появляется снова Очевидно, в 1784 г. ему же, «проживавшему в Соликамске Чебоксарскому колокольному мастеру Визгину, продано 300 пудов» бронзы из разбитых Пыскорских колоколов; правда, его фамилия опубликована в другом прочтении. Третий вариант написания встречаем у А.А. Глушецкого в «Энциклопедии литейщиков»: чебоксарский мещанин Григорий Иванович Визин упоминается в описи «Казанской старины» как литейщик колоколов. Итак, Визин, Визгин, Свирзгин — очевидно, одно лицо, отливавшее колокола в этом регионе, и автор пермского варианта колокола «Бурло».

Продолжим цитату исследователя XIX в. господина Михаила Капустина. Он указывает, что второй — теперь повседневный — колокол имел надпись: «Вылит с *колокол* в Москве в* уезд Соли Камской. Преображения Господня Пыскорского монастыря вес 62 п. 1 ф.» (цифры — славянскими буквами). Исследуя колокола и оценив шрифт высечки надписи, автор предположил, что в Пермь попал, по-видимому, старейший из пыскорских колоколов. В надписи имелась и дата отливки, но прочесть ее не получилось из-за положения колокола в слуховом проеме. Эта же сложность не позволила прочесть надпись третьего в подборе колокола, весом 15 пудов. Известно только, что отлит он был «в граде Т…» (предположительно в Тюмени). В этот третий колокол обычно звонили к ранней литургии в будние дни. В четвертом было весу около 10 пудов, надписей на нем не было, пятый — 7 пудов, шестой — 5, седьмой — 3 пуда 2 фунта и восьмой — около полутора пудов.

Вспоминая колокольный подбор Пермского кафедрального собора, нельзя не вернуться к описанию колокола «Бурло», на его декоративном оформлении следует остановиться подробнее. В своей работе литейщик применил, очевидно, передовые на то время принципы украшения колоколов и новые технологии оформления изделия — такие, как золочение и бронзирование. На темном фоне патины выделенные таким образом иконные изображения, очевидно, выглядели особенно эффектно.

Подобный способ украшения стал популярен в конце XIX — начале XX вв., что следует из многочисленных фотографических снимков, сделанных на ярмарках, в торговых павильонах выставок, на колокольных заводах. Чебоксарский мастер, очевидно, был в числе первых, кто опередил этот тренд почти на сто лет. Вообще золочение колоколов -достаточно редкое явление, факты такого способа украшения пока не встречались в центральной части России. В Сибири же мы располагаем по крайней мере тремя случаями золочения колоколов: в Перми, в Кургане и в Таре, где в начале XVIII в. мещанин Семен Можаитинов вызолотил колокольный подбор храма в честь Казанской иконы Божией Матери.

Что могло послужить причиной такого удорожания готового изделия? Первую мысль об избытке средств приходится отвергнуть: Пыскорский монастырь к этому времени уже потерял все свои богатства и фактически был расформирован. Тем не менее, как следует из надписи, колокол был отлит «в бытность и тщанием того монастыря настоятеля архимандрита Иакинфа с братнею», и, по-видимому, это была его идея. В этом благовестнике, очевидно, воплотилась вся любовь к церковному благолепию, почтение к государыне-императрице, к былому величию монастыря и монахам, его населявшим. Еще раз подчеркнем: очевидно, колокол можно причислить к шедеврам литейного искусства того времени. Слава о нем распространилась в регионе, и уже другой благовестник, отлитый в 1788 г. для села Красного, отстоящего от Соликамска в одной версте, назвали аналогичным именем: «Первый большой колокол называется Бурлом; весу в нем 320 пуд; он имеет такой же разносистый и чистый звук, как Бурло Пермского кафедрального собора, но только тоном выше его и чище звуком». Кто стал автором этого колокола, отлитого спустя пять лет после пермского предшественника, пока выяснить не удалось.

История пермского благовестника завершается трагически. В 1924 г. колокола были сняты с колокольни и отправлены на переплавку. Тайный монах Виктор Васильевич Плешков зафиксировал в своих дневниках следующее: «Снимали колокола с собора. Была очередь за большим колоколом, весящим около 500 пудов. Укрепили блоки, привязали канаты, начали пилить крюки, на которых висел колокол. И вдруг он дрогнул, оторвался и ринулся вниз 500-пу-довая масса сокрушала всё на своем пути. Колокол разбил вдребезги четыре деревянных этажа колокольни, оштукатуренный потолок паперти и врезался в ее каменный пол, оставшись целым. Лавина досок и камней погребла всех людей, работавших здесь. А те, которые были выше, повисли над бездной, уцепившись за канаты. Двое висели на вытянутых руках до тех пор, пока их не сняли прибывшие пожарные. У несчастных, отправленных в больницу, должны были отнять руки. Быстро разнеслась весть по городу… Как это было неприятно делателям зла! К собору никого не пускала милиция, а вход в него был завален и занят колоколом и всем тем, что он увлек при своем падении. Восемь человек было погребено здесь, а может, и больше. Власти даже пытались пустить слух по городу, что никто не погиб, -это скрывалось».

Однако история дышит в повторе. Когда в Спасо-Преображенском соборе снова зазвучит молитва, возникнет вопрос о соборных колокольных звонах, о соборных колоколах. Колокол «Бурло», однажды уже разбитый на куски и перелитый с добавлением меди, может возродиться снова и снова может звучать над всей Пермью Восстановление его — это не просто отливка кафедрального благовестника, это акт восстановления памяти о прошлом, возрождения исторической правды. Украшенный золочеными иконами и бронзированными фигурами апостолов, он как бы вернется из небытия. Этот колокол будет возвещать всем нам во всей своей красоте о победе над смертью, о прошлом и настоящем, о жизни и Вечности.

Алексей Талашкин, заместитель руководителя Сибирского центра колокольного искусства