Свидетельство верности: А. В. Гендрикова и Е. А. Шнейдер

Одним из обетований Евангелия является краткое и хорошо известное всем изречение Господа нашего Иисуса Христа: «Верный в малом и во многом верен» (Лк. 16: 10). Эти слова можно в полной мере отнести к двум женщинам, чьи судьбы оказались связаны с историей Царской Семьи — графине А.В. Гендриковой и Е.А. Шнейдер. Обе они нашли последнее земное пристанище в Перми.

Чем знаменательна была их жизнь и почему до наших дней они побуждают помнить о себе? В период, связанный с революцией и Гражданской войной, в России пострадали миллионы людей. Можно с уверенностью сказать, что значительная часть тех, кто, вольно или невольно, оказался вовлеченным в политический конфликт, были подвержены действию страстей. Революции и раздирающие гражданские столкновения обычно заставляют страдать весь «корпус», все «тело» — общества, государства и Церкви. Принять такого рода испытания, сохраняя «дух мирен», не утратить в любых обстоятельствах человечность и достоинство христианина удается не всем. Графиня Анастасия Васильевна Гендрикова и гофлектрисса Екатерина Адольфовна Шнейдер прошли этот отрезок жизни с полным сознанием того, что это и есть предначертанный свыше «узкий» путь к спасению.

В мировой истории случаются порой удивительные совпадения. Это касается не только законов социального порядка, связанных с состоянием духовной сферы общества, но и судеб отдельных людей. Русскую революцию 1917 г. не без оснований сравнивают с Французской революцией 1789 г. Так, известный французский публицист XVIII в., автор знаменитых афоризмов А. Рива-роль, классики британского и французского консерватизма Э. Берк и Ж. де Местр, а за ними и русские мыслители -Н.А. Бердяев, П.Б. Струве, историк Л.П. Карсавин оценивали революционные события как «общенациональную болезнь» — следствие оскудения веры и увлечения современников идеологией просветительского рационализма и неумелым моделированием в политике. Полное несоответствие результатов человеческих усилий «гуманистическим» замыслам революционеров, «колесо террора», гибель невинных людей и самих идеологов первого «поколения» революции от рук менее талантливых и более жестоких продолжателей — вот те черты, которые сближают события во Франции и в России.

В истории Французской революции можно найти удивительный пример, который вполне мог послужить образцом личного христианского свидетельства верности для некоторых людей, разделивших участь Царской Семьи. Это судьба французской аристократки Марии Терезы Луизы де Ламбаль, описанная в «Истории Французской революции» Ж. Мишле и известная в нескольких вариациях, отличающихся в деталях. Вдова члена французского королевского дома — Луи Александра де Бурбона, принца де Ламбаля, и близкая подруга императрицы Марии-Антуанетты, она имела должность обер-гофмейстрины королевы. Когда в 1789 г. начались волнения в Париже, Мария-Антуанетта отослала ее в Омаль, а потом — в Англию, где она находилась в полной безопасности. Однако, узнав о неудачном бегстве королевской семьи и ее заключении в тюрьму Тюильри, принцесса де Ламбаль вернулась во Францию, несмотря на увещевания своих родственников, и попала в «жерло» сентябрьской резни 1792 г. Чрезвычайный трибунал борьбы с контрреволюцией на допросе, продолжавшемся несколько минут, потребовал от нее присягнуть идеям свободы и равенства и во всеуслышание заявить о ненависти к монархам. Принцесса Мария-Тереза ответила, что никогда не признается в ненависти к государям, потому что это «не соответствует истине и противно ее совести». Слова судьи: «Освободить эту аристократку!» -означали смертный приговор, и она была убита с особой жестокостью на одной из улиц Парижа. Страшными ударами ей разбили голову, и ее истерзанное тело несколько часов было «трофеем» в руках обезумевшей, разъяренной толпы.

Вероятно, эта история подлинно братства «даже до смерти» была известна в Царской Семье, где хранился портрет казненной королевы Марии-Антуанетты — подарок президента Франции Эмиля Лубе. Гобелен с изображением французской королевы в окружении детей — копия парадного портрета 1887 г. кисти художницы Мари-Элизабет-Луизы Виже-Лебрен — был преподнесен Царской Семье в 1902 г. С тех пор он размещался на стене Угловой гостиной Александровского дворца, на половине императрицы Александры Федоровны. И, наверное, Анастасия Васильевна Гендрикова и Екатерина Адольфовна Шнейдер об этом драматичном эпизоде французской истории знали.

Святость не осеняет человека вдруг, она не является даром свыше, она «прорастает» незаметно среди повседневных забот и различных обстоятельств жизни.

Если проследить земной путь обеих женщин до момента, когда стали зримы плоды их внутренней духовной жизни, можно убедиться в том, что с внешней стороны в ней все складывалось довольно благополучно. Они не испытывали материальной нужды, принадлежали к привилегированному слою общества, пользовались милостью и покровительством Царской Семьи. Их жизни оказались соединены в Петербурге и в Царском Селе, и эта связь окрепла, приобрела силу подлинно христианского родства в событиях, потребовавших от них обеих нравственного выбора, определившего добровольное восхождение на Голгофу.

Графиня А.В. Гендрикова родилась 23 июня (6 июля) 1888 г. в городе Волочанске Харьковской губернии, в семье графа Василия Александровича Гендрикова и княжны Софии Петровны Гагариной. Ее отцу по состоянию здоровья пришлось оставить военную службу в кавалерии, и в 1884 г. он вышел в отставку в чине штаб-ротмистра. В 1900 г. граф В.А. Гендриков был приглашен ко Двору Его Императорского Величества, где получил место обер-церемонимейстера. Анастасия Васильевна окончила Смольный Институт благородных девиц и жила при Дворе вместе с родителями. В те годы ее мать, графиня Софья Петровна, стала близкой подругой императрицы Александры Федоровны. Эта дружба продолжалась до ее смерти в 1916 г. Анастасию Васильевну в Царской Семье знали с юных лет и обычно называли ласковым именем Настенька. В 1910 г., в возрасте 22 лет, она стала личной фрейлиной императрицы.

Екатерина Адольфовна Шнейдер появилась на свет 20 января 1856 г. в Санкт-Петербурге. Она происходила из прибалтийской семьи, была дочерью надворного советника Адольфа Шнейдера и его супруги Марии-Луизы (урожденной Сванберг). Она принадлежала к евангелическо-лютеранской Церкви. После окончания в 1880 г. педагогических курсов Санкт-Петербургских женских гимназий она практиковала частные уроки, а потом тринадцать лет (с 1881 по 1894 гг.) служила классной дамой в Московском Николаевском сиротском институте.

В 1884 г. Екатерина Адольфовна была приглашена преподавателем русского языка к Великой Княгине Елизавете Федоровне, а через десять лет по ее рекомендации была вызвана в Лондон и принята преподавателем русского языка к невесте Наследника Российского престола — принцессе Алисе Гессенской. Между учительницей и Высочайшей ученицей сложились самые добрые отношения. В 1904 г. Екатерина Адольфовна была принята на должность придворной гофлектриссы. У нее не было своей семьи, и всю остальную жизнь (23 года) она прожила в Зимнем дворце и в Александровском дворце Царского Села. За эти годы она стала близким человеком для Царской Семьи, где ее звали по-домашнему -Трина (сокращенное от Екатерина).

Итак, в жизни Екатерины Шнейдер до ее встречи с Царской Семьей был период негромкого, не афишированного милосердного служения в сиротском институте. Для члена протестантской Церкви путь деятельного исполнения евангельских заповедей через оказание помощи нуждающимся был тогда вполне естественным.

В жизни Анастасии Васильевны Гендриковой подобного опыта не было, ее путь выстраивался несколько иначе, но и ей пришлось приобрести опыт христианского служения ближним. Первым испытанием для нее стала кончина отца в марте 1912 г., и затем она четыре года самоотверженно заботилась о больной матери, прикованной к постели.

Все это время Настенька пользовалась расположением и поддержкой со стороны членов Царской Семьи. В дневниках и письмах Александры Федоровны и Великих Княжон, вошедших в сборник «Августейшие сестры милосердия», обе они, Трина и Настенька, упоминаются довольно часто. Попечение женской части Дома Романовых об Анастасии Васильевне становится особенно заметным в 1916 г., перед кончиной ее матери.

Александра Федоровна посетила умирающую, находившуюся без сознания мать Анастасии Васильевны, а уже через несколько дней с дочерьми, несмотря на неважное самочувствие, выехала из Царского Села в столицу, присутствовала на панихиде, молилась вместе с молодой графиней. Великая Княжна Татьяна Николаевна, самая сдержанная и «не откровенная» из сестер (по замечанию С. Гиббса), тем не менее отметила в дневнике: «Вчера вечером после обеда мы поехали с Мамой в Петроград на панихиду графини Гендриковой. Жалко ужасно Настеньку, бедная так плачет…».

Члены Царской Семьи не ограничились лишь сочувствием «на первое время». Теперь Анастасия Васильевна была в Царском Селе неотлучно. Женская половина Семьи уделяла ей чуть больше внимания, чем остальным приближенным. Ее брали с собой на прогулки, в город, приглашали к чаю. Старшая из Княжон, Ольга Николаевна, с удовлетворением отмечала в своем дневнике — когда, «кроме обыкновенных, с ними завтракала и Настенька». Невольно выдавала общее предпочтение в письме отцу и Великая Княжна Мария: «В этот раз едет с нами Настенька. Иза, кажется, недовольна, но мне все равно, так как Настеньку я люблю больше, она все-таки проще, нежели Иза».

Александра Федоровна настоятельно советовала дочерям уделять больше внимания Анастасии Васильевне. В дневнике, обращаясь к своей матери как к живой, Анастасия Гендрикова писала о Государыне с особым чувством благодарности: «Во всем, Ангел мой, я чувствую действие твоих молитв обо мне. Я опять нашла свою прежнюю Царицу,<…> тем Ангелом-Утешителем, которым она была для тебя в первые годы после смерти папы. <…> Мне в душу запала мысль, которую она мне сегодня сказала: чтобы тот опыт страдания, который Господь мне послал в тебе и через тебя, я бы употребила на радость и утешение другим. Может быть, в этом должна быть цель, назначенная мне Богом».

Случай графини Гендриковой не был исключением. Царская Семья обычно не оставляла тех, кто находился при ней и зависел от нее даже в тогда, когда не было надежды на то, что попавший в беду человек сможет вернуться к своим обязанностям. Так было, когда в 23 года безнадежно заболела фрейлина София Ивановна Орбелиани, и Александра Федоровна поселила парализованную девушку, оставшуюся сиротой, рядом с комнатами царевен. До самой ее смерти в 1915 г. она заботилась о ней, ежедневно проводила с ней время. Так было и в случае с Анной Вырубовой, пострадавшей во время крушения поезда. Анастасия Гендрикова в Царской Семье также встретила участливое к себе отношение и не забыла Графиня Анастасия Васильевна Гендрикова с дочерью об этом. Вся ее последующая жизнь была пронизана заботой о дорогих для нее людях.

Когда в 1917 г. разразилась революция, Анастасия Васильевна могла бы устроить свою судьбу иначе. В марте она находилась в относительной безопасности, в Крыму, куда уезжала для того, чтобы навестить свою родную сестру Александру. Но, узнав об отречении Государя, она, так и не увидев сестру, поспешила из Севастополя в Петербург. 8(21) марта 1917 г., за два часа до того, как Александровский дворец по приказу генерал-лейтенанта Л.Г. Корнилова стал местом заключения для всех, кто пожелал в нем остаться, графиня А.В. Гендрикова вновь приступила к своим обязанностям, отметив в своем дневнике: «Слава Богу, я успела приехать вовремя, чтобы быть с Ними».

Общение с Царственными узниками было ограничено. Приставленные к ним как будто «ради их блага» солдаты и офицеры не затрудняли себя соблюдением даже самых простых норм вежливости. Вокруг сновали «глаза» и «уши». Воспитатели и гувернеры детей, придворные дамы, хотя и не подверглись аресту, проводили значительное время в своих комнатах. Государыня из-за невозможности личных встреч общалась с Настенькой и Триной с помощью записочек.

Когда по постановлению Временного правительства члены Августейшей Семьи должны были отправиться в Тобольск, Анастасия Васильевна Гендрикова и Екатерина Адольфовна Шнейдер без колебаний последовали за ними. Возможность выбора у них в тот момент была. Некоторые участники заключения были освобождены. Так, например, был отпущен к детям протоиерей Афанасий Беляев, оставивший ценнейшие воспоминания об условиях заточения. Добиваться освобождения или разделить судьбу Семьи бывшего Императора Николая Александровича было делом личного выбора каждого.

Для того чтобы быть ближе к своим Высочайшим покровителям, графиня Гендрикова с разрешения комиссара Временного правительства В.С. Панкратова некоторое время исполняла обязанности учительницы, обучая русской истории младших Великих Княжон. Все основные события, происходившие в Тобольске, Анастасия Васильевна заносила в свой личный дневник.

Начиная с 30 апреля 1918 п, когда присланный из Москвы в Тобольск комиссар В.В. Яковлев (его настоящее имя К.А. Мячин) под давлением Уральского областного Совета передал членов Царской Семьи и прибывших с ними лиц представителям Президиума исполкома Уральского Совдепа, А.В. Гендрикова и Е.А. Шнейдер оказались среди «заложников».

10 (23) мая 1918 г. в Екатеринбург были доставлены из Тобольска Цесаревич Алексей, Великие Княжны Ольга, Татьяна и Анастасия и пожелавшие сопровождать их верные спутники. Почти сразу же от группы прибывших были отделены граф И. П. Татищев, графиня А. В. Гендрикова, Е. А. Шнейдер и А. А. Волков, которых также поместили в тюрьму № 2.

В глазах властей они лично не представляли особого интереса. В протоколе № 3 заседания Президиума ВЦИК от 1 апреля 1918 г. об усилении надзора над арестованными А.В. Гендрикова была указана как мужчина, а фамилия Е.А. Шнейдер при склонении в мужском роде будет вписана позднее в постановление Уральского областного Совета об аресте. Вся их «вина» состояла в том, что они были «ненужными свидетелями».

Сведения о последних «вехах» земного пути двух замечательных женщин из окружения Царской Семьи содержатся в воспоминаниях камердинера Алексея Андреевича Волкова.

11 (24) июля 1918 г. перед отправкой из Екатеринбурга в западном направлении (в Пермь). В конторе, куда его привели, ждать арестованных дам ему пришлось довольно долго, поскольку обе они были больны. На вопрос, куда их везут, последовал ответ: «Или к Семье, или в Москву». Царская Семья к тому времени была уже убита.

А.А. Волков упоминает и о том, что у них была возможность попытаться спасти себя во время пересылки в Пермь. Отправляли их вечером на двух извозчиках, когда начинало темнеть, и сопровождавший их невооруженный солдат дважды отходил искать арестантский вагон. Когда же Волков предложил своим спутницам сойти с другой пролетки и уйти, они ясно дали понять, что никуда не пойдут, вероятно, надеясь на соединение с Царской Семьей.

В арестантском вагоне, где вместе с ними оказались княгиня Елена Петровна и члены сербской миссии, их доставили в Пермь и заключили под арест в бывшем Тюремном замке 23 июля 1918 г. (по отношению Чрезвычайного Комитета № 2172). Елена Петровна, графиня А.В. Гендрикова и Е.А. Шнейдер были помещены в одну камеру, расположенную в его башне, в которой ранее содержались особо опасные политические преступники.

По сведениям генерал-лейтенанта М.К. Дитерихса, наибольшую бодрость в тяжелом тюремном заключении проявила графиня Гендрикова, которая иногда даже пела, дабы развлечь тоску грустившей по мужу княгини Елены Петровны.

7 августа 1918 г. Чрезвычайный Комиссар Пермской ГубЧК Воробцов направил в Совнарком РСФСР телеграмму, в которой испрашивал дальнейших действий в отношении содержащейся в тюрьме «прислуге Романовых», ходатайствующей об освобождении. В своей ответной депеше на этот запрос Председатель ВЦИК Я.М. Свердлов предлагал пермским чекистам действовать по своему усмотрению, «согласно обстоятельствам».

Арестованных вызывали для допроса в ЧК. По воспоминаниям дочери Е.С. Боткина Татьяны, графиня А.В. Гендрикова на вопрос комиссаров, что бы она выбрала, если бы оказалась на свободе, отвечала, что хотела бы только «служить Их Величествам до конца дней своих».

Далее генерал-лейтенант Дитерихс в своем труде «Убийство Царской Семьи и других членов Дома Романовых на Урале» сообщает о том, что 4 сентября 1918 г. отношением за № 2523 (в документе из фондов ГА РФ же указана дата 3 сентября) губернская Чрезвычайная Комиссия потребовала присылки в Арестный дом графини А. В. Гендриковой, Е. А. Шнейдер и камердинера Волкова. Всех их собрали в конторе тюрьмы и предложили им захватить с собой личные вещи.

В Арестном доме, в комнате, в которую их ввели, было собрано еще восемь других арестованных (в том числе жена полковника Пебеткова и Егорова) и 32 вооруженных красноармейца во главе с начальником, одетым в матросскую форму. После этого след «заложников» затерялся.

Вопрос о судьбе всех арестованных пермскими чекистами был поднят после освобождения города 24-25 декабря 1918 г. Сибирской армией генерала Р. Гайды.

В материалах «Предварительного следствия Судебного Следователя Пермского Окружного Суда по важнейшим делам об убийстве ряда лиц по постановлениям б. Пермской Чрезвычайной Комиссии», начатого 11 января 1919 г., содержится важный источник -«Выписка из газеты «ИЗВЕСТИЯ Пермского Губернского Исполнительного Комитета Советов Рабочих, Крестьянских и Армейских депутатов» № 175 от 11 сентября 1918 г. с дополнительным списком арестованных и расстрелянных по постановлению Губернской ЧК 42-х “заложников”». В нем указаны под № 26 — Волков Алексей Андреевич — «слуга Николая II», под № 27 — Шнейдер Екатерина Адольфовна и под № 28 — Гендрикова Анастасия Васильевна. Их статус в документе не был отражен. Напротив имен женщин в списке, очевидно, следователем, были сделаны пометки от руки: «гофлектрисса» и «графиня».

В донесении «Пермской Губернской тюремной инспекции от 29 марта 1919 г. № 236. Г. Судебному следователю Пермского Окружного Суда по важнейшим делам» сообщалось о том, что на этот момент времени известна только участь «заложника» Леонида Петровича Оландера, который был расстрелян по постановлению ГубЧК 12 сентября 1918 г. и указывалось: «Никаких других сведений о всех перечисленных выше лицах в делах Инспекции и мест заключения не имеется».

Лишь к весне 1919 г. розыск следственной комиссии позволил установить следующее. В первых числах сентября 1918 г. всю партию заключенных — 11 человек (6 женщин и 5 мужчин) — забрал матрос с конвоем и повел куда-то, сначала по городу, а затем на шоссе Сибирского тракта. Волкову удалось бежать. Всех остальных привели к валу, разделявшему два обширных поля с нечистотами, поставили спиной к конвоирам и в упор сзади дали залп. Стреляли не все, берегли патроны; большая часть конвоиров били арестованных прикладами по головам. С убитых сняли верхнюю одежду и, разделив на две группы, сложили тут же, в проточной канаве, и присыпали тела немного землей -не более как на четверть аршина.

Только 1 мая 1919 г., через семь месяцев после убийства, тела Анастасии Васильевны Гендриковой и Екатерины Адольфовны Шнейдер были разысканы в одном из трех захоронений, на 4-й версте от города по Сибирскому тракту, на границе свалочного поля, рядом с канавой. 3 мая тела были осмотрены в Пермском городском анатомическом покое, временно захоронены, и лишь 16 мая были преданы земле по христианскому обряду. Их положили в общем деревянном склепе.

Что касается сведений о состоянии тел «заложников» Пермской ЧК и о месте их захоронения, они разнятся. М.К. Дитерихс указывает «Ново-Смоленское» (в другом месте — «Вознесенское») кладбище в Перми, но при этом упоминает, что могила их оказалась как раз напротив окна камеры Пермской губернской тюрьмы, в которой провели они последние дни своей земной жизни. Вероятно, подразумевалось все-таки Новое Егошихинское кладбище.

Сведения М.К. Дитерихса о состоянии тел также не вполне точны: «Тело Е.А. Шнейдер находилось в стадии разложения, но еще достаточно сохранившимся для осмотра; черты лица оставались легко узнаваемыми, и длинные ее волосы были целы. На теле обнаружена под левой лопаткой пулевая рана в области сердца; черепные кости треснули от удара прикладом, но голова в общем виде осталась ненарушенной. Тело графини А.В. Гендриковой еще совершенно не подверглось разложению: оно было крепкое, белое, а ногти давали даже розоватый оттенок. Следов пулевых ранений на теле не оказалось.

Смерть последовала от страшного удара прикладом в левую часть головы сзади: часть лобовой, височная, половина теменной костей были совершенно снесены, и весь мозг из головы выпал. Но вся правая сторона головы и все лицо остались целы и сохранили полную узнаваемость».

Между тем в материалах следственной комиссии, хранящихся в ГАРФе, зафиксированы следующие данные. В «Протоколе осмотра и вскрытия трупов» о телах А.В. Гендриковой (№ 7) и Е.А. Шнейдер (№ 8) указано: «№ 7. Труп женщины высокого роста, правильного сложения, умеренного питания, по-видимому, средних лет. На трупе надеты мужская гимнастерка защитного цвета, летняя, с пустыми карманами, белый лиф с кружевами и женская полотняная рубаха, отделанная кружевами <…>, все истлевшее, на синей муаровой ленте фарфоровая иконка в оправе, изображающая на одной стороне Богоматерь с Младенцем, и на другой стороне с надписью, которую прочесть нельзя. Оставшиеся на голове волосы длинные, темно-русые, зубы целы. Часть лобной кости и затылочная отсутствуют. Мозг в твердой мозговой оболочке, как в мешочке Труп сильно разложившийся, иных следов повреждений не усматривается».

«№ 8. Труп женщины высоко роста, правильного сложения, умеренного питания, по-видимому, среднего возраста. На трупе надеты темно-синяя кофта английского фасона со стоячим воротником и толстая мантилья (?), ночная батистовая кофточка, светлый длинный корсет и белая полотняная рубаха, отделанная кружевами. Оставшиеся на голове волосы темно-русого цвета, заплетены в косу. На шее, на белой узкой ленточке, висит серебряный крестик с надписью «Спаси и сохрани». Правая теменная кость и височная раздроблены, также раздроблена правая зона от челюсти. Труп сильно разложившийся, иных повреждений на нем не видно». (Пермский городской врач Шнирова).

Свидетельство генерал-лейтенанта М.К. Дитерихса о нетленном состоянии тела Анастасии Васильевны Гендриковой едва ли может быть принято во внимание в качестве неоспоримого для идентификации останков спутников Царской Семьи в случае поисков их места захоронения.

В протоколе допроса свидетеля Павла Ивановича Уткина, исполнявшего летом 1918 г. в Перми должность тюремного врача, отражены дополнительные детали этой истории. Он показал, что три женщины -А.В. Гендрикова, Е.А. Шнейдер и Елена Петровна Королева — содержались в одной палате тюремной больницы, и всем им он «оказывал медицинскую помощь, старался доставать продукты», «хотя они и не были собственно больными». Подтвердил он и то, что в конце августа — начале сентября он не застал их и не стал наводить справки, опасаясь повредить им, если они еще живы. Уткин был участником раскопок по распоряжению Военного контроля по Сибирскому тракту и помог опознать тела А.В. Гендриковой, Е.А. Шнейдер и баронессы Менг-ден.

После окончательного установления в крае власти большевиков могилы убитых заложников были срыты, их место расположения может быть указано лишь приблизительно.

По прошествии 53 лет решением Священного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви Заграницей графиня Анастасия Васильевна Гендрикова и Екатерина Адольфовна Шнейдер были причислены к лику святых новомучеников Российских, от власти безбожной пострадавших. Чин прославления был совершен в Синодальном Соборе Знамения Божией Матери в Нью-Йорке 19 октября (1 ноября) 1981 г. (В качестве основания для канонизации принадлежавших к иным христианским конфессиям Е.А. Шнейдер и католика А. Труппа архиепископ Лос-Анджелесский Антоний (Синкевич) приводил довод, «что эти люди, будучи преданными Царю, своей мученической кровью крестились» и достойны быть канонизированными вместе с Царской Семьей.)

16 октября 2009 г. Генеральная прокуратура Российской Федерации приняла решение о «реабилитации» 52 приближенных Царской Семьи, подвергшихся репрессиям, в том числе А.В. Гендриковой и Е.А. Шнейдер.

А.В. Гендрикова и Е.А. Шнейдер не прославлены на Родине, их имен пока нет в Соборе новомучеников и исповедников российских, обе они скромно покоятся на кладбище в Перми, где их положили среди соузников, принявших жестокую насильственную смерть без суда, без оглашения вины. Это те замечательные люди, о ком с поразительной легкостью писали в светских изданиях как о «посредственностях», заполнявших собой «духовную пустоту Романовых». Никого не предавшие, не подверженные малодушию, в беде они открыли для ближних источник внутреннего душевного и духовного богатства.

Мария Дегтярева, доктор философских наук, кандидат исторических наук