Священномученик Василий (Василий Михайлович Кашин), диакон Свято-Троицкой церкви села Сылвено-Троицкое Пермского уезда Пермской губернии
Родился 30 декабря 1875 года в Юго-Камском заводе Пермского уезда в семье псаломщика, позднее священника, Михаила Александровича Кашина.
По окончании двух классов Пермского Духовного училища за неимением свободных вакансий по прошению отца уволен из училища 31 августа 1890 года.
Обучался в псаломщическом классе, из которого вышел в мае 1893 года.
9 сентября 1893 года назначен псаломщиком в Богородице-Одигитриевскую церковь Шерьинского села Оханского уезда.
20 декабря 1894 года переведен к Христорождественской церкви села Рождественского Осинского уезда.
15 декабря 1896 года посвящен в стихарь.
26 сентября 1902 года рукоположен в сан диакона для той же церкви.
В 1912 году – с 20 мая по 20 июня – был на миссионерских курсах.
12 марта 1913 года переведен на штатное диаконское место к Иоанно-Предтеченской церкви Хохловского завода Оханского уезда.
Награжден бронзовой медалью в память 300-летия Царствования Дома Романовых.
С 3 октября 1914 года по 18 апреля 1916 года преподавал Закон Божий в Скобелевском земском училище.
18 апреля 1918 года переведен в Свято-Троицкую церковь села Сылвенско-Троицкое Пермского уезда.
В семье отца Василия и его супруги Александры Сергеевны было восемь детей, младшему из которых 4 декабря 1918 года исполнился год.[1] В этот день диакон Василий Кашин был убит отступавшими из села красноармейцами.
Вместе с ним пострадали десять прихожан. Среди убитых – врач Елизавета Николаевна Гельм-Калмыкова.[2]
Служила она сначала в селе Култаевском, затем – в селе Сылвено-Троицкое Пермского уезда и являлась прихожанкой Троицкой церкви села.
Страдальческой кончине диакона Василия, Елисаветы Гельм-Калмыковой и с ними девяти человек предшествовали следующие обстоятельства.
В начале декабря 1918 года войска Колчака шли в наступление, переправляясь через реку Сылва по железнодорожному мосту. Большая часть подразделений Красной армии отступила по горнозаводской железной дороге. Но шло немало пеших красноармейцев, останавливаясь на ночлег в стоящих на пути селах.
Газета «Освобождение России» писала о событиях тех дней:[3]
«13 декабря 1918 года с Кушвинских позиций по лесным дорогам и горным тропам Урала на Каму, в Пермь шли беспрерывные обозы с награбленным имуществом и беспрерывно бежали толпы из остатков отступающей в паническом беспорядке III Армии. Бежали, чернея по всем дорогам, толпы без винтовок – это мобилизованное крестьянство. Бежали и вооруженные банды – это партийные сознательные солдаты революции, при виде которых большинство мужского населения разбегалось и разъезжалось по лесам, спасая последний тулуп и последние валенки… Бежали все те, которые так недавно пугали всех грозными резолюциями – встать, как один человек на защиту Октябрьской революции и биться за свободу трудового народа до последней капли крови.
Вставал вопрос – кто виноват в этом бегстве? Кто виноват в том, что крестьянин, призванный в ряды красной армии, не пожелал завоевывать своего города? Кто виноват, что крестьянин серяк должен идти на окончательное разорение и без того уже обобранных деревень приуралья? Кто виноват, наконец, что вспухшие от голода городские рабочие давно испытали на себе и на своих голодных семьях все благости социалистического рая?
Виноватые должны быть, их необходимо найти! И этими найденными виновниками оказались, как и везде, по пути отступления красных героев, никто иной, как те немногочисленные труженики ума, сельские интеллигенты: доктора, агрономы, которые несли в деревню свет и знания, и веру в Бога.
Угроза кровавой расправы уже висела в воздухе над Троицей.
Появились первые кошмарные предзнаменования: зашмыгали среди ожидающего боев населения провокаторы-красноармейцы, под видом «белых» разведчиков расспрашивающих о настроении населения и интеллигенции в особенности».
В «Истории села Троица»[4] говорится, что во время отступления красных «в дом дьякона Троицкой церкви пришли двое мужчин в штатском. Хозяину объяснили, что они белые. Дьякон поверил – бои шли уже в Кутамыше, и решил помочь составить список людей, которых можно выбрать в волостную управу».
В список вошли одиннадцать человек, в числе которых были настоятель сельского храма священник Алексий Сокольский;[5] матушка Капитолина, жена отца Алексия; Суворов Алексей Николаевич, агроном; Елизавета Николаевна Гельм-Калмыкова, врач; Каргапольцев Сергей Васильевич, председатель комитета бедноты; Половинкин Павел Филлипович, лесничий; Юлия Васильевна, жена лесничего и еще несколько человек.
«Эти двое ушли, а утром Семен Калинин «с товарищами» прошлись по домам. Забрали всех и увезли в красную Сылву. Чекистами оказались те «беляки» и выполняли они обычные задания по зачистке прифронтовой зоны от нежелательных элементов».
Историческим сведениям вторят газетные публикации 1919 года:[6] «Вот, вечером 16 декабря, арестована была сплошь Троицкая интеллигенция и заключена в один из вагонов, стоящих на станции Сылва. Из числа 30-и человек, намеченных к аресту, были схвачены: судья В. Чигаловский, агроном А. Суворов, женщина врач Е. Н. Калмыкова, диакон Кашин и многие другие, всего в числе 11 человек. Остальные или разбежались или заблаговременно выбрались совсем из села Троицы».
Накануне, 12 декабря, близкие уговаривали Елизавету Николаевну Гельм-Калмыкову покинуть село, предостерегая от возможной опасности. Ее просили хотя бы на время ожидающегося боя выехать в одну из лесных деревень и укрыться в крепкой, надежной крестьянской семье. Так как Елизавета Николаевна пользовалась всеобщей любовью и уважением, она могла это легко сделать в любой деревне.
«Зачем я поеду? Кому нужна моя жизнь? Никогда я здесь политикой не занималась. Знала одну свою больницу, при ней я и останусь» – последовал ответ.
Ей возражали, что насадители социализма в таких вопросах не разбираются, а, наоборот, всякое влияние в народе и его уважение могут подвергнуть бесцельному риску.
Но снова последовал ответ: «Нет и нет! Ведь в их же интересах, чтобы я осталась на месте и во время боев смогла принести свою помощь».
Как жестоко ошиблись оставшиеся на своих постах эти народные работники! Их ждала самая жестокая, дикая, бесчеловечная расправа.
О расправе над Троицкой интелигенцией в газете «Освобождение России» рассказал случайный свидетель того страшного события:[7]
«В морозный вечер 17 декабря, когда холод достигал 20°, всех арестованных обобрали, раздели и босыми, в одном белье, вытолкнув из вагона, повели на близ лежащий в полверсте стеклоделательный завод.
Белеющие призраки босых мучеников велись под руки чернеющими фигурами красноармейцев… Так прошло одиннадцать троек, одиннадцать безмолвных зловещих теней.
Пришли в пустынную ограду национализированного завода. Произошла маленькая задержка с решением вопроса, как покончить с безмолвными жертвами и куда девать трупы… Снова двинулись и подошли к случайной яме позади заводской конюшни. Здесь опять задержка. Жертвы стоят с помороженными уже носами на жестоком морозе и слушают переговоры палачей о тонкостях предстоящей расправы.
…Наконец, рассуждения палачей закончены. Решили положить поверх ямы жердь, которая должна была задерживать при падении на весу трупы казненных, на случай, если первый удар, сваливший жертву, оказался почему-либо не смертельным.
Наступили последние минуты первых на очереди, и ужасные полчаса для стоящих позади, в хвосте процессии.
Раздается команда: «Выходи первый!»
Подходит первая тройка: две темные фигуры с боков отходят в сторону, и белеющий призрак (отец диакон) придвигается к краю холодной могилы. Еле слышится свистящий звук размахнувшейся сабли, и жертва, корчащаяся в предсмертной агонии, падает и повисает, перекинувшись, на жерди. Несколько частых воровских ударов по чему попало заканчивают муки несчастного страдальца, и труп сталкивают в яму.
Снова раздается команда: «Выходи второй!» Снова так же подходит тройка, опять две черные фигуры расступаются и белеющая фигура агронома бесшумно скользнула к обрыву. Но не успел страдалец отвести своего оледенелого взора от зияющей ямы и повернуться по команде лицом к палачу, как раздался свист сабли и с ужаснейшей раной сзади на шее жертва свалилась в могилу.
Среди ожидающих на очереди такой же участи ни стона, ни звука…
Раздается третий приказ. Но первый удар не свалил жертвы. Белый призрак стоит, пошатываясь, и обливаясь кровью. Заминка… И два зверских удара следуют быстро один за другим – сносится ухо, отрубается подбородок… Жертва свалилась и повисла на жерди. А озверевшие от неудачного первого удара палача его помощники частыми ударами шашек добивают страдальца…
Не избегли такой же ужасной пытки и стоявшие в хвосте женщины, а таких страдалиц было три. Но ни слез, ни одного крика никто не видел и не слышал из случайных свидетелей этой опричнины.
Говорят, что жестокие удары саблей наносил сам военный комиссар, но говорят так же, что протоколы секретного дознания по делу казненных-изрубленных скреплены подписями местных троицких коммунистов.
На другой день, 18 декабря, приходят на станцию родственники, жены и дети убитых. Они верят, они надеются, что ничего ужасного не случилось с невинными жертвами. Они хорошо знают, они крепко убеждены, что их родные ни в чем не виноваты, не причинили никакого зла народу. Они просят поэтому свидания и передать им принесенный обед.
Но, увы, издевательство не кончено. В свидании отказывают, а, принимая обеды, заявляют: «Передадим, не беспокойтесь».
19-го декабря в село дошли слухи о гибели заключенных. Снова напрасные надежды, снова вера, что несчастья не случилось. И родные спешат с обедами на станцию. Они, настаивая на свидании, говорят, что до них дошли слухи, что заключенных уже нет в живых, просят и умоляют сказать горькую правду.
Но, принимая обеды для передачи, снова просят не беспокоиться и не верить контрреволюционным слухам.
Но этому издевательству все же приходит конец. Белые приступом взяли деревню Сосновую Гору в 25 верстах от Троицы и быстро устремились по реке Кутамышу на Сылву.
Нужно было спешить с дословным выполнением революционного закона и торопиться с конфискацией всего имущества казненных…
Отбирается все. В семье покойного П. Е. Драчева стащен с малюток детей (а из осталось девять!) последний в хозяйстве тулуп, снята с ребенка шаль, заменяющая отсутствующее одеяло. Тулуп надевается на плечи, шаль идет на шарф… И исполнители закона спешно бегут в следующий дом.
У агронома А. Н. Суворова зарезана последняя корова и т.д. и.т.п.
Что же дальше? Нельзя оставлять контр-революционное село так мало наказанным. Дальше нужно было выполнить последнюю угрозу – выжечь селение, которое приютило у себя 11 мучеников.
Но не успели… Быстрое наступление белых помешало выполнить до конца большевистскую программу защиты интересов трудящегося народа и беднейшего крестьянства».
Дальнейшие события развивались следующим образом.
«20 декабря войска Колчака вошли в Троицу. Когда после боя они заняли железнодорожную станцию Сылва, то в яме, что была выкопана в районе стеклозавода, обнаружили изрубленные шашками и исколотые штыками раздетые тела недавно увезенных жителей Троицы. Пальцы, на которых были кольца, мародеры отрубили.
Всех убитых привезли под охраной в Троицу, в дом священника, и стали готовить к отпеванию и похоронам. На панихиду собрались почти все жители села. Огромный старинный храм был полон. Одиннадцать гробов стояли в ряд. Одиннадцатым был старичок Уточкин, убитый красными, захотевшими снять с него валенки. Отпевал отец Александр, брат настоятеля, а тот на время от горя лишился голоса. Его самого успели укрыть верующие, а матушка отказалась покинуть дом и погибла. Всех их похоронили на почетном месте у храма».[8]
При неисчислимости жертв красного террора в Пермской губернии, зверское убийство интеллигенции села Троицкого особо потрясло жителей края. В издававшиеся в Перми колчаковских газетах упоминания об этом событии встречаются неоднократно:
«Перед своим уходом из села Троицкого, Пермского уезда, большевистские войска ночью арестовали и вырезали всю бывшую там интеллигенцию. Зарезаны: агроном А. Н. Суворов, женщина-врач Калмыкова, народный судья, старик диакон, заведующий лесопилкой, старушка-жена священника, Голицынский лесничий Половинкин с женой. Всем им большевики, по слухам, отрубили головы».[9]
Там же называются и имена виновников и исполнителей злодеяния:
«Сельский фельдшер, Потемкин Иван Клементьевич, состоял председателем троицкой организации партии коммунистов – виновник гибели Троицкой интеллигенции.
Дикую расправу производил за несколько дней до отступления войск лично командир 3-й бригады 29 дивизии Окулов по доносу бывшего политического комиссара Штаба особого направления по укреплению района III-й армии офицера Павла Алексеевича Ладыженского. Потемкин и Лодыженский являются главными моральными виновниками зверского убийства указанной интеллигенции».[10]
Газета «Освобождение России» писала:[11]
«…Женщина-врач, учительница, агроном и попадья села Троицкого были расстреляны почти перед самым занятием нами села. Еще раньше был убит сын попадьи.
Из злодеяний, совершенных большевиками, наиболее поразительно по своей бесчеловечности убийство интеллегенции в селе Троицком, Пермского уезда. …Как выяснилось, это дело произошло не без участия председателя местного комитета коммунистов, фельдшера Потемкина Ивана Клементьевича. Злодей скрылся от преследования в Перми и был неуловим. На днях Потемкин арестован в Екатеринбурге при следующих обстоятельствах. Крестьянин Троицкой волости, приехавший из Перми в Екатеринбург за хлебом, на почте встретил Потемкина, сказал офицеру, который и арестовал злодея».
Особое потрясение и сочувствие вызвало убийство женщины-врача: «Елизавета Николаевна Гельм-Калмыкова, всегда чуждая какой-либо политики, в высшей степени мягкая в обращении, всем доступная, она неспособна была кого бы то ни было обидеть. И ее, эту труженицу, преданную исключительно делу помощи страждущим, красноармейцы в лютый мороз, босую, в одном белье, ведут по снегу за версту от села Троицкого и зверски зарубают шашками…»[12]
Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 2000 года диакон Василий (Кашин) прославлен в лике святых Новомучеников и Исповедников Российских.
Память совершается 4 / 17 декабря.
[1] ГАПК, Ф. 195, оп. 1, д. 39, л. 16 об.–18 об.; д. 40, л. 146 об.–147; д. 45, л. 138 об.–140; Ф. 463, оп. 1, д. 29, л. 126 об.–127; д. 30, л. 139 об.–140; д. 31, л. 142 об.–143 об.; д. 32, л. 144 об.–145 об.; д. 33, л. 144 об.–145 об.; д. 34, л. 154 об.–155.
[2] Королев. В. «Простите, Звезды Господни», Фрязино, 1999 г., с. 10.
[3] «Освобождение России» № 16, 1919 г.
[4] http://www.rodina-portal.ru/settelments/history/id/5902000002100
[5] В списках духовенства Пермской епархии на 1898 год в Свято-Троицкой церкви села Сылвинско-Троицкого служил священник Алексей Стефанович Сокольский.
[6] «Освобождение России», № 16, 1919 г.
[7] Там же.
[8] Морозов А. «Могилы у храма», «Нива». 24.01.92 г. Об этих страшных событиях корреспонденту районной газеты «Нива» рассказала старейшая жительница села Троица Мякотникова Галина Степановна.
[9] «Свободная Пермь», № 10, 5 января, 1919 г.
[10] «Свободная Пермь», № 17, 1919 г.
[11] «Освобождение России» № 13, 1919 г.
[12] «Освобождение Росси» № 85, 1919 г.