Родился 27 ноября 1862 г.в селе Усолье Соликамского уезда Пермской губернии. Происходил из светского звания – сын усольского обывателя Соликамского уезда.
В июне 1878 г. первым учеником окончил Усольское двухклассное училище и решил посвятить себя служению Церкви.
13 апреля 1879 г. был определен церковником к Иоанно-Предтеченской церкви села Зырянского Соликамского уезда Пермской губернии.
19 июня 1885 г. принят в духовное звание и 9 августа того же года назначен псаломщиком в Иоанно-Предтеченскую церковь села Стефановского Осинского уезда.
14 февраля 1888 г. рукоположен в сан диакона к этой церкви и в 1893 г. назначен законоучителем.
7 февраля 1904 г. диакон Николай рукоположен в сан священника и определен на служение в храм святых апостолов Петра и Павла села Таман Соликамского уезда, также назначен законоучителем земского начального училища в этом селе. Обязанности священника отец Николай совмещал с преподавательской и общественной деятельностью: являлся законоучителем Таманского земского начального училища, заведующим и законоучителем церковно-приходской школы деревни Быстрая. В 1905 г. решением Соликамского земства «надзирал» за библиотекой-читальней в селе Таманском. В 1908 г. назначен заведующим Быстринской церковно-приходской школы[1].
За «усердное отношение к церковно-школьным обязанностям» неоднократно отмечался благодарностями от Святейшего Синода, Пермского епархиального учительского Совета, а в 1904 г. был награжден вручением Библии.
Двое из сыновей отца Николая тоже пошли по духовной линии: Константин стал диаконом при Купросской Николаевской церкви Соликамского уезда, Борис с 1917 г. служил псаломщиком Свято-Троицкой Ленвинской церкви. Третий сын Михаил был военным, а дочь Екатерина – учительницей Томской женской гимназии.
Революция 1917 г. изменила привычный уклад жизни Уральской глубинки. К марту 1918 г. в уезде были национализированы все соляные промыслы, экспроприации подверглись магазины, склады, дома торговцев и церковнослужителей. Критическое положение с продовольствием привело к созданию продотрядов, изымавших «сельскохозяйственные излишки».
В ответ на действия Советской власти летом и осенью 1918 г. по Верх-Кондасской, Ощепковской, Половодовской, Березовской, Щекинской и другим волостям Усольского уезда прокатились крестьянские мятежи. Один из продотрядов, посланных в Верх-Кондасскую волость для изъятия хлеба, был расстрелян «кулаками». В организации крестьянских восстаний обвинили священника Онянова, четырех крестьян и работника волисполкома. В сентябре 1918 г. они были арестованы и трибуналом ЧК приговорены к расстрелу[2].
Сохранилось свидетельство очевидца расстрела священника – молодой девушки К. Кычнигиной, которое было ею опубликовано в местной прессе в 1919 г. Вот что писала она о пережитом:
«Серенький пасмурный день. Над новоиспеченным[3] городом низко ползут тучи. Большая площадь перед собором чернеет народом. Толпами собрались сюда усольские, содовские, ленвенские и др. рабочие. Много интеллигенции, еще больше женщин и детей. Вот, какие-то школьники даже выстроились в ряд…
Я возвращаюсь из-за Камы. Издали вижу флаги – целый магазин флагов – красных и черных, с надписями и без них: шутка ли – чуть не все организации явились на похороны красноармейцев! Пробираюсь сторонкой, держась ближе к церкви, где несколько свободней. Слышу разговор:
– Скоро ли хоронить будут?
– Да еще те, слышь, могилы себе не вырыли… осужденные-то. Вот кончат, красных схоронят, а потом их и расстреляют.
– Какие осужденные, что этих красноармейцев убили? – спрашиваю я, холодея.
– Нет, красных N-ские крестьяне убили. Это другие – буржуи… Один священник.
– Где они сейчас?
– А вон, за собором, на песке. Могилы себе роют. Мы уже глядели на них.
Боже мой! Могилы себе роют… Казнь… Кто такие? Священник один… И женщины пришли «посмотреть»! – лихорадочно думаю я, проталкиваясь вперед. Стеной стоит на берегу народ – придется обойти. Бегу дальше: там, за конторой спущусь на песок…
В толпе – сестра с какими-то узелками в руках.
– Ты куда? – обращается она ко мне.
– Постой, потом… я скоро вернусь! – на ходу отвечаю ей.
Вот и берег. Кучка солдат. Кидаюсь к ним:
– Кого хотят убить?
– Таманского священника – отца Николая Онянова, и двух крестьян. Вы ему родственница?
Я быстро сбегаю на песок. У меня страстное желание – быть вблизи осужденных, помочь им хоть словом. Впереди, шагах в ста, чернеет группа… У меня мутится в глазах… Это они: худенький, невысокий священник в черной ряске, и еще двое… Возле – солдаты с ружьями.
– Эй, куда ты? Стой! – кричат с берега.
Бегу, стараясь рукой сдержать боль в сердце.
– Кто там? Не подходи! – грозно окликают конвойные. Ощетиниваются ружья. Осужденные оглядываются. Отец Николай поддается вперед, смотрит… Боже! Как он глядит! …Он думал – дочь… А она, бедняжка, без памяти лежит на квартире.
– Стой! – подходит ко мне один из солдат, заграждая дорогу.
– Я только прощусь с отцом Николаем! Пустите!
– Говорю вам – нельзя! Еще шаг – стрелять буду!
– Да вы поймите! Мне только проститься! Несколько слов сказать! Что вы боитесь? Испугались безоружной девушки! Храбрец! У меня ничего нет, посмотрите! Обыщите даже!
– Не пускай ее, а то… – сердится кто-то возле осужденных.
Я вижу, как штыки близко, близко к несчастным.
– Нет! Нет! – кричу я им, плача.
– Уходите! – угрюмо говорит солдат.
– Человек вы или зверь? Ну, что я вам сделаю?
О, Боже! Что они хотят делать? Я не пойду, не пойду дальше!
– Ради Бога! Ну, вы пойдите, скажите ему… им, что мы будем молиться, помнить…
Слезы мешают мне говорить.
– Берегись!
Умереть с ними? А там – мама… Отец совсем поседел нынче…
Ружья… Я отступаю назад. Но что это – их повели?
Я вижу, как осужденных ставят в средину, окружают, ведут… Значит, могилы готовы, несчастным дарят несколько минуть на отдых! Идут. Тяжело ступают по песку в нескольких шагах от меня.
– Мужайтесь! Мы будем молиться за вас! Мы вас любим… О, Боже! – в исступлении кричу я, – Да что же это такое?! Проклятые убийцы! Мы отомстим!
Отец Николай поднимает руку:
– Нельзя! – говорит он, – Молитесь за нас.
Он снимает шляпу и несколько раз издали благословляет меня.
– Молитесь за нас! – еще раз слышу его спокойный, грустный голос.
Он низко кланяется… Уходят… Оглядывается, еще благословляет… Пробую бежать за ними – ноги не повинуются.
– Господи! Зачем Ты терпишь это?!
Угрюмые, серые тучи… Хоть бы луч солнышка, хоть бы кусочек голубого неба улыбнулись несчастным в эти минуты!
– Что ты наделала! – с плачем подбегает сестра, – Им не поможешь! Их увели, пока в тюрьму… Бежим, а то тебя арестуют!
Я ничего не вижу от слез. Мы медленно поднимаемся на берег. Подходит какая-то женщина, солдаты.
– Убийцы! – бросаю я последним.
– Мы сами жалеем. Мы – мобилизованные… Эх!
На площади играют похоронный марш. Залп… Еще… Это убитым красноармейцам отдают воинские почести.
У меня подкашиваются ноги. Я странно успокаиваюсь и валюсь, валюсь куда-то… Кто-то дал лошадь. Ветерок в лицо… Знакомые улицы… Может быть, все это сон?.. Кошмар?..
Дома. Сестра зажигает у образа лампаду:
– Будем молиться! – говорит она, обнимая меня.
Мы встаем на колени и плачем, плачем.
– Нет! Я не могу… Тех, проклятых, схоронили… Сейчас будет расстрел… Я должна быть там!
Я вскакиваю, бегу. Чьи-то сильные руки останавливают меня. Я делаю отчаянную попытку вырваться, и снова теряю сознание.
Очнувшись, удивляюсь сначала: отчего я на диване, а не у себя в постели? Горит лампадка… Я пробую подняться, но сил нет, все тело болит, я точно раздавленная чем-то тяжелым. За стеной голоса. Кто-то смеется. Молодая дочь хозяйки рассказывает:
– Не так уж страшно это, ведь это быстро!
А, понимаю! Значит, это правда, это не сон – их убили…
– Не страшно, – продолжает девушка, – как тех схоронили, комиссар Г[онцов] и говорит: «Не расходитесь, граждане, сейчас будет казнь. Расстреливают контр-революционеров, ваших врагов». Смотрим, народ расступается, ведут осужденных.
– Как они, ничего? – спрашивает хозяйка.
– Да, ничего, бойко так идут, точно и не боятся… От нас близко были. Молчат… А мы глядим. Против собора их задержали на мгновенье.
– Им, наверное, исповедаться-то перед смертью не дали? – грустно вздыхает соседка.
– Какое! С родными и то не дали проститься! Ну, привели их на песок, поставили каждого на край могилы. Солдаты выстроились, прицелились… Вот, тут испугались мы: так тяжело было… Раздался залп… Все трое упали назад, в могилы… Мы и побежали домой, не видели, как их там, говорят, оснимали и зарыли.
«Мне отмщение – и Аз воздам»[4], – вспомнились мне Евангельские слова. Я поднялась и с плачем склоняюсь перед иконой: «Упокой, Господи, души новопреставленных!»»[5]
Член ЧК И. С. Гонцов вспоминал: «…На площади в Усолье был устроен митинг, на котором присутствовало до пяти тысяч человек. Мне было поручено объявить народу, что трибунал вынес приговор о расстреле этих подлых наймитов иностранной разведки. Народ наше решение одобрил. На песке позади собора была вырыта могила. Наш отряд красногвардейцев расстрелял этих белобандитов во главе с попом на глазах у присутствующего на площади народа»[6].
В отчете Усольского уездного чрезвычайного комитета по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией от 12 октября 1918 г. за № 771 сообщалось, что «…расстрелянный председатель Таманского волостного исполкома Юшков Николай обвинялся в организации белой гвардии. Четверо крестьян – Юшков Яков, Минеев Иван (Таманской волости), Литвинов Семен и Литвинов Яков (Верх-Кондасской волости) – как передовые вожди восстания банды в Верх-Кондасской волости. А священник Таманской церкви Онянов Николай – за скрытие серебряных денег и вещей…».
Через несколько месяцев сын отца Николая – подпоручик Колчаковской армии Михаил Онянов – освобождал Усолье от большевиков.
Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 2000 г. священник Николай (Онянов) прославлен в лике святых Новомучеников и Исповедников Российских.
Память совершается 7 / 20 июня.
[1] ГАПК. Ф. 540. Оп. 1. Д. 40. Л. 157 (об-159).
[2] Пермские епархиальные ведомости. 1919 г. № 1. С. 15.
[3] В феврале 1918 г. в село Новое Усолье переносится административный центр Соликамского уезда. 18 марта 1918 г. село Новое Усолье преобразовано в город Усолье.
[4] Втор. 32, 35.
[5] Освобождение России. 1919 г. № 32.
[6] Данные Березниковского краеведческого музея — Варнакова О. Н. «Памяти их, поимённо неизвестных, но ведомых Богу» («Березниковская неделя». № 13. 30 марта 2011 г.