Константин (Юрганов), иерей, священномученик († 2/15 ноября 1918)

Священномученик Константин (Константин Михайлович Юрганов), священник, настоятель Крестовоздвиженской церкви села Серга Кунгурского уезда Пермской губернии

Родился 26 декабря 1877 года в семье коллежского асессора.

5 июля 1900 года окончил Пермскую Духовную семинарию.

8 ноября 1900 года епископом Пермским и Соликамским Петром (Лосевым) рукоположен в сан священника к Сретенской церкви села Отчино-Сретенского Пермского уезда.

24 ноября 1900 года утвержден в должности заведующего Першатской церковно-приходской школы и законоучителем земского мужского училища.

15 марта 1904 года награжден набедренником.

25 ноября 1904 года переведен в Крестовоздвиженскую церковь села Сергинского Пермского уезда.

С 14 декабря 1904 года являлся заведующим церковно-приходских школ: Гамской, Жилинской, Подъельниковской.

С 11 января 1907 года – законоучитель Закурьинского земского училища.

10 апреля 1913 года награжден скуфьею.

С 1915 года – заведующий Дикаринской церковно-приходской школы.

Ко дню Святой Пасхи 1917 года награжден камилавкой.

Также награжден медалью в память 300-летия Царствования Дома Романовых.

Принимал деятельное участие в земских организациях, учрежденных по обстоятельствам военного времени.

Отец Константин был вдовцом. Жена его, Мария Петрова (1884 года рождения), умерла 11 февраля 1916 года, оставив четверых детей.

В послужном списке священника Константина Юрганова имеется следующая характеристика его пастырских качеств: «Поведения отличного. В проповедовании Слова Божия усерден; катехизических и внебогослужебных бесед по очереди с прочими священниками ведет неопустительно. Принимает деятельное участие в земских организациях, учрежденных по обстоятельствам военного времени».[1]

7 июня 1918 года отец Константин Юрганов вместе со священником Ананией Аристовым, клириком Крестовоздвиженского храма села Серга и с 24-я прихожанами арестован большевиками «за бумажный протест против отобрания церковного имущества». Всех арестованных заключили в тюрьму города Перми.

«Более пяти месяцев просидели они в Пермской тюрьме, – писала в 1919 году газета «Освобождение России». – Наконец, 2 ноября были вызваны в военно-полевой суд, помещавшийся в здании Пермской Духовной семинарии. Суд был скорый: оба батюшки и девять человек из прихожан приговорены были к смертной казни, а остальные – к разным срокам принудительных работ. Приговор оканчивался словами: «Приговор должен быть приведен в исполнение в 24 часа и обжалованию не подлежит». На суде в качестве зрителя присутствовал шурин отца Юрганова, который передает, что председателем суда был Демидов – матрос гвардейского экипажа, членами – два латыша, обвинителями же явились комиссары из села Серьга Мехоношин и Коровин.

Тотчас по прочтении приговора послышался голос одного из красноармейцев: «Освобожденные от смертной казни, отойдите!» Остались одни приговоренные, на которых, не стесняясь зрителей, набросились красноармейцы и начали срывать одежду, оставив их в одном белье. Потом их повели в семинарский сад. Минут через 15-20 раздались выстрелы, послышались стоны и хохот красноармейцев.

Одиннадцать жизней отошли в вечность только за свою церковную веру и за охрану ее достояния. Безумие и ужас!» [2]

Обоих священников красноармейцы погребли в общей могиле в семинарском саду вместе с другими жертвами.

По занятии Перми отрядами армии Колчака, братские могилы в саду Пермской семинарии были вскрыты, тела священников извлечены.

«Иначе, как безумие и ужас, нельзя назвать ту картину, которую вчера нам пришлось видеть в саду Пермской духовной семинарии – писала газета «Освобождение России » в 1919 году. – Отрывали трупы расстрелянных здесь большевиками. …Извлечено покуда 26 трупов. Но это далеко не все жертвы, погибшие в семинарском саду. Разрыто только несколько могил, и есть опасение думать, что придется найти здесь еще не один десяток лиц».

Извлеченные тела мучеников были изувечены. «Прежде всего, все раздеты почти до нага. Головы у всех размозжены, у некоторых кроме того большие колотые раны – то на спинах, то в груди. Смерть, очевидно, наступила не сразу, потому что одни тела найдены скорченными, у других руки подняты к лицу, как бы для защиты от ударов. Безумие и ужас – ужас кошмарный, сковывающий мозг, захватывающий дыхание…

Стоит разлагающийся трупный запах. Слышатся стоны, здавленные рыдания, несутся проклятия со стороны массы собравшихся. Даже пленные красноармейцы, разрывавшие могилы, не могут удержаться от слез.

…Пока опознаны только некоторые… Вот, наконец, два священника из с. Серьгов Пермского уезда – о. Константин Юрганов и о. Анания Аристов».[3]

Местные хроники так описывали увиденное в семинарском саду: «Большое казарменного вида здание Духовной семинарии при советской власти пермякам всегда казалось хранилищем ужасов, и длинная, высокая каменная стена, окружавшая старый сад, таила за собой нечто настолько жуткое, что жители, особенно по вечерам, избегали ходить около семинарии. С освобождением Перми от большевиков открылись и ворота семинарского двора. Народ сначала робко, оглядываясь и вздрагивая, проникал в сад, а потом повалил целыми толпами. Зашли туда и мы.

Народ стоял кучками около отдельных трупов, разбросанных по саду и откопанных из снега. Картина была ужасная, леденящая кровь… Раздетые трупы лежали в различных позах, с конвульсивно сжатыми и связанными руками – то назади, то прижатыми к лицу, как будто убитые думали защититься от наносимых ударов. Разбитые черепа с вывалившимися из них мозгами, искаженные невыносимой мукой лица, вывернутые колесом ноги… лужи и брызги замерзшей крови… Ясно, что люди здесь умирали после долгих страданий и дьявольских издевательств.

Действительно, человека при взгляде на это картину – работу «наркомов», нервно передергивает, и холодный ужас входит в его сознание… Господи! До чего могли дойти в своей жестокости и зверстве коммунисты, убивавшие и мучившие людей без числа и, главное, без всякой вины, за слово правды, за просьбу лишнего куска хлеба для умирающих и пухнувших от голода детей…

Мы видели, как народ плакал, глядя на эти изуродованные трупы, и по мрачно блестевшим глазам, от продолжительного голодания и тревоги глубоко запавшим в орбиты, по судорожно подергивавшимся лицам и рукам, можно было судить, какие мысли и чувства вызывали у народа по отношению к преступникам-коммунистам убитые ими невинные люди. Тяжелые вздохи, слова молитвы и родственной участливости срывались у народа вместе с проклятиями, полными глубокой, затаенной ненависти…

– Миленькие, упокой вас, Господи! Без вины пострадали! – плакали женщины, поправляя на трупе крестик.

– Палачи, одно слово – палачи! Будь они анафемой прокляты! – твердил рядом стоящий мужчина.

– Как не палачи! – подхватила его соседка. – Вот, в Мотовилихе начальника Темникова убили… Сначала руки отрубили, а через сутки только добили из ружья… Как, говорят, мучился-то, несчастный – скакал все, да на коленях просил прикончить его скорее.

Да, ужасная картина, но сколько еще трупов засыпано снегом, и еще больше зарыто в этом несчастном семинарском саду! Ведь здесь творилось поистине нечто ужасное… Живущие по соседству с семинарией рассказывают, что приговоренных к казни не всегда расстреливали, а часто прямо убивали и добивали в автомобилях на улице, в ночные глухие часы. Мы слышали о рассказе одного из служащих военного комиссариата, как он решился однажды ночью посмотреть на расстрелы в семинарском саду. Расстреливали тогда семь человек. Выступил Окулов[4] и, заявив, что ему хочется попробовать сейчас свой браунинг, убил первого, из приговоренных. Затем вышел, кажется, Заякин и помахав своей шашкой, отрубил в два приема голову другому приговоренному. Третий комиссар, не зная, чем бы отличиться от своих товарищей, приказал следующему из осужденных рыть могилу. Могила оказалась слишком короткой. Тогда, схватив топор, коммунист отрубил несчастному ноги по могиле… Раздались дикие, нечеловеческие крики… Служащий бросился без памяти из сада и до сих пор дрожит при воспоминании…»[5]

Священномученики Константин Юрганов и Анания Аристов похоронены на одном из кладбищ Перми.

Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 2000 года священник Константин (Юрганов) прославлен в лике святых Новомучеников и Исповедников Российских.

Память совершается 2 / 15 ноября.


[1] ГАПК, Ф. 195, оп. 1, д. 25, л. 162 об.–163; д. 35, л. 181 об.–182; Ф. 198, оп. 1, д. 540, л. 193 об.–194.

[2] «Освобождение России», № 100, 1919 г.

[3] Там же.

[4] Степан Окулов родился в Перми, в семье мелкого торговца, в 1884 году. Окончил церковно–приходскую школу и городское училище. Будучи рабочим Мотовилихинских заводов принимал участие в кровавых событиях 1905 г. В собственной автобиографии приводит факты разбоя и грабежа во время беспорядков. В этом же году его призывают в армию, откуда он возвращается через три года унтер-офицером. Однако вскоре был вновь призван, чтобы пополнить ряды военнослужащих в годы Первой мировой войны. Был ранен и контужен. Награжден Георгиевским крестом. После Февральской революции Степан Окулов вступает в партию эсеров и принимает активное участие в работе Совета солдатских депутатов в своем полку. В августе 1917 г. переезжает в Новгород, где избирается председателем губисполкома и начальником гарнизона. Принимал участие в подавлении контрреволюционного выступления генерала Корнилова. В конце декабря 1917 г. Окулов возвращается в Пермь. Вскоре его назначают на должность окружного военного комиссара, а с весны 1918 г. он исполняет обязанности губвоенкома. Принимал участие в расстрелах и других акциях «Красного террора». После «Пермской катастрофы» Окулов бежит в Глазов, где его осудили и приговорили к смерти за допущенные ошибки в обороне Перми от Колчака (фактическое оставление города неприятелю), но был помилован в связи с военным временем.

В марте 1919 г. вступает в должность командира 17 Петроградского полка.

После окончания Гражданской войны Степан Окулов остается в Перми и занимает различные высокие посты. И, наконец, в 1923 году становится Окружным военным комиссаром. К этому времени относится и начало его героизации, а в большей степени — бессовестной фальсификации его революционных заслуг.

В это же время именем Окулова называют пароход, улицу и сквер в Перми, колхоз в Муллинском районе и поселок в Закамске. Поступало предложение и сам город Пермь переименовать в Окуловск.

Окулов умер в 1934 г. Похоронен в Перми, недалеко от Всехсвятской церкви на Егошихинском кладбище. На его могиле стали принимать в пионеры, в комсомол, в партию.

В 1960 — 1970-е гг. по настоянию группы ветеранов-революционеров отношение к личности и заслугам Окулова было пересмотрено советскими властями. Стало очевидным значительное преувеличение революционных и военных заслуг Окулова, в течение долгого времени выдававшего себя за главного «освободителя» Перми от колчаковских войск 1 июля 1919 г. По существу, воспользовавшись созвучием фамилий, Окулову удалось присвоить себе славу Филиппа Егоровича Акулова, красного командира-кавалериста, руководившего, вопреки всеобщей панике, обороной Перми 24 — 25 декабря 1918 г. и первым вошедшего со своим полком в город 1 июля 1919 г.

Тогда же мероприятия по принятию в пионеры, комсомол и прочие торжества у монумента на Егошихинском кладбище были прекращены. Но улица в Перми, носящая имя Окулова, до настоящего времени не переименована.

[5] «Освобождение России», № 12, 1919 г.