Илия (Четверухин), протоиерей, священномученик († 5/18 декабря 1932)

Священномученик Илия (Илья Николаевич Четверухин), протоиерей

Канонизирован от Московской епархии.

Родился 14 января 1886 года в семье Николая Михайловича и Марии Николаевны Четверухиных. В 1904 году с золотой медалью окончил московскую 2-ю мужскую гимназию на Разгуляе и поступил на историко-филологический факультет Московского Университета.

Учась в Университете, Илья Николаевич глубоко заинтересовался вопросами духовной жизни. Чтение духовных книг привело его к серьезным размышлениям о смысле человеческой жизни. Впоследствии в одной из своих проповедей он рассказал, как еще девятнадцатилетним студентом читал труды святителя Феофана Затворника, которые его потрясли до глубины души.

В 1906 году на первой седмице Великого поста Илья Николаевич поехал в Черниговский скит с надеждой побывать у старца Варнавы (Меркулова). Отец Варнава назначил ему исповедь на утро пятницы. Исповедовав двух монахов и Илью Николаевича, отец Варнава отправился исповедовать в дома призрения Кротковой в Сергиевом Посаде. После исповеди он вошел в алтарь, опустился на колени пред Святым Престолом и отдал Богу свою праведную душу. Так будущий святой, едва узнав старца, потерял его.

8 мая 1906 года Илья Николаевич поехал в Зосимову пустынь к иеромонаху Алексию (Соловьеву). Он долго беседовал со старцем и исповедался у него. «Отныне я беру вас в свое попечение, – сказал старец, – я должен буду давать за вас ответ на Страшном суде, но вы должны мне за то обещать полное со своей стороны послушание».

Летом 1907 года Илья Николаевич, оставив университет, сдал экстерном экзамены за весь курс Духовной Семинарии и поступил в Московскую Духовную академию. Поселившись в общежитии, он сразу же подружился со многими студентами, среди них были: Николай Звездинский (впоследствии епископ Серафим), Сергей Садковский (впоследствии епископ Игнатий), Владимир Троицкий (впоследствии архиепископ Иларион).

6 февраля 1908 года Илья Николаевич обвенчался с Евгений Леонидовной Грандмезон. Сергей Садковский и Николай Звездинский были шаферами на его свадьбе. После венчания, в тот же день вечером, молодые поехали в Сергиев Посад. Утром следующего дня помолились на Литургии в Лавре, затем отправились в Зосимову пустынь к отцу Алексию. Благословив и поздравив новобрачных, батюшка дал им большую просфору и сказал: «Я вам не желаю ни богатства, ни славы, ни успеха, ни даже здоровья, а мира душевного. Это – самое главное. Если у вас будет мир – вы будете счастливы». Их приезд в монастырь и говение отец Алексий очень одобрил и сказал: «За то, что первые дни после брака вы посвятили пребыванию в монастыре и говению, вас Господь благословит и никогда не оставит». Впоследствии в семье Четверухиных родилось шестеро детей.

В 1911 году Илья Николаевич окончил Духовную Академию со степенью кандидата богословия. Тема его кандидатской диссертации: «Жизнь и труды аввы Исаака Сирина». В этом же году принял сан священника и первое время служил в храме при Ермаковской богадельне в Сокольниках. В начале 1919 года Ермаковская богадельня была закрыта большевиками, вместе с ней закрыта и вскоре разрушена церковь. Отец Илия остался без прихода.

Весной 1919 года скончался настоятель храма Николы в Толмачах протоиерей Михаил Фивейский. Отца Илию назначили на его место. Он был очень рад такому назначению – ведь здесь в течение двадцати восьми лет служил в сане диакона его духовный отец иеросхимонах Алексий.

Храм Николы в Толмачах в революционные годы оказался в бедственном положении. Отец Илия в 1924 году так описывал эту ситуацию в письме к епископу Николаю (Добронравову): «Скоро будет пять лет, как я поступил в Толмачевский приход. Трудно мне было начинать свое здесь служение. В первый же год я остался один из причта. Один из псаломщиков умер, другой перешел в богатый приход, диакон уехал в хлебородные губернии и принял там сан священника, просфорня отказалась печь просфоры и уехала из прихода, трапезника, сторожа и звонаря не было при самом моем поступлении. Бог не оставил меня и расположил сердца прихожан помочь мне. Прихожане звонили на колокольне, убирали улицу около храма, пекли просфоры, читали и пели в храме. И приходская жизнь в Толмачах не только не погасла, а разгорелась, не умерла, а расцвела».

Отец Илия стал служил ежедневно. Службы проходили благоговейно, торжественно и строго. Исповедь отец Илия проводил на клиросе, исповедовал обстоятельно, часто предлагал советы и поучения. Проповеди произносил не только за Литургией, но почти за каждой службой.

В одной из проповедей священник сказал: «…Отчего мы остаемся такими же грешными после Таинства Покаяния и Причащения, не чувствуем никакой перемены к лучшему? Но это говорит нетерпение. Невозможно требовать сразу перемены всего существа; греховные навыки, страсти не могут сразу покинуть душу. Эта перемена происходит постепенно, медленно, незаметно для самого человека. Семя брошено в землю, и человек спит, и встает ночью и днем, и как семя всходит и растет, не знает он (Мк. 4, 27). Целая жизнь нужна, чтобы выросло это семя и стало крепким деревом. Может быть, тайна сроков нашей жизни обусловлена ростом этого дерева. Господь как бы стоит над нами и следит за тем, как развивается этот пока еще слабый росточек под действием благодатной влаги и тепла; и когда он вырастет и укрепится, Господь и прекращает жизнь нашу.

Мы должны верить в свое спасение. И наше доброе желание, наша вера, с которой мы подходим к Святой Чаше, наши молитвы – все это не пропадает даром, все это сохраняется и собирается в глубине нашего естества, где происходит зарождение нового человека. Пусть этот человек еще мал, еще младенец, который не может пока шевелить ручками и ножками, который живет еще внутриутробной жизнью в утробе нашего духа, но важно, что этот младенец родился, важно, что у нас есть способность жить вечной жизнью, и эта способность, эта жизнь поддерживается в нас Святой Церковью. Таинства, молитвы, посты – все это составляет питание нового человека, который растет и развивается, может быть, незаметно для нашего взора. …Царство Божие наследует новый человек, который откроется в нашем естестве после смерти».

В эти годы был принят декрет о всеобщей трудовой повинности, согласно которому служба в церкви трудом не считалась. Отец Илия вынужден был устроиться научным сотрудником в Третьяковскую галерею, а Евгения Леонидовна – делопроизводителем во Всеобуч. Батюшка и матушка рано утром уходили в храм, затем – на светскую службу, потом снова шли в храм, и только поздно вечером возвращались домой.

В 1923 году отец Илия был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму, где его держали три месяца. В тюрьме он познакомился с епископом Лукой (Войно-Ясенецким). Личность Святителя глубоко поразила отца Илию. Вернувшись, он рассказывал, как они молились в камере, как круглосуточно людей вызывали на допросы. Очень ему понравилось, как талантливо и задушевно пела шпана. Отец Илия, живший до этого в замкнутом, тихом мире, окунувшись в кипящий котел человеческих страданий, вышел из тюрьмы потрясенным.

Одним из пристрастий священника была любовь к книгам. Он собрал огромную библиотеку: духовные книги, старообрядческие рукописи, книги на греческом языке, фолианты с гравюрами, светская литература, журналы и альбомы литографий. Всякую лишнюю копейку отец Илия тратил на покупку редких книг. Особенно много книг он покупал на складах, оставшихся от Афонского подворья. С книжных развалов батюшка возвращался со связками книг. Матушка с упреком говорила ему, что семье нечего есть. На это отец Илия, оправдываясь и возражая, отвечал: «Ты только посмотри, что я принес! Это же мне очень нужно! Я об этой книге еще в Академии читал! Ей же цены нет!»

В начале 1924 года власти предложили священнику или оставить храм, или уйти с работы в Третьяковской галерее. Отец Илия пришел домой расстроенным, а матушка перекрестилась и с облегчением сказала: «Слава Богу, Илюша! Наконец-то ты не будешь раздваиваться, а станешь настоящим батюшкой!» С этого времени священника записали в лишенцы, отобрали в доме часть комнат, а оставшиеся две обложили громадным налогом. Одна прихожанка вспоминала об этом периоде: «Приход был маленький, доходов – никаких, и немалой семье батюшки жилось трудно. Все мы старались облегчить им жизнь, но средств у нас в то трудное время было мало.

В Толмачевском храме службы проходили ежедневно. Утром – Литургия, вечером – всенощная, которая затягивалась до девяти часов, так как батюшка сам канонаршил стихиры, а после службы нередко толковал нам тексты из Священного Писания, разъяснял, приучал нас понимать и любить богослужение или читал творения Святых отцов.

Дорогой нам Толмачевский храм, сиявший мрамором и чистотой, озаренный мерцанием лампад, был до того холодный, что к концу службы ноги примерзали к полу и еле двигались. Счастливое, незабываемое время! Матушка была неленностной помощницей батюшки. Она ежедневно утром и вечером была в храме. Получив музыкальное образование и обладая хорошими музыкальными способностями, матушка и читала, и пела, и регентовала. Часто, перекрестившись, она произносила с благоговением: «Слава Богу за все!» Все беды, все испытания она принимала, как из рук Божиих, с верой и покорностью воле Божией».

На Пасху 1929 года отцу Илие сообщили, что храм будет закрыт. Священник и приходской совет сделали все от них зависящее, чтобы отстоять церковь: подавали заявления в Моссовет, другие инстанции. Однако 24 апреля Толмачевский храм был все же закрыт. Отец Илия после этого неделю лежал с сердечным приступом. Принимающие церковное имущество люди опустошили внутренность храма, сняли не только кресты, но и купола; все было разобрано и разбито.

Оправившись после болезни, отец Илия стал служить в храме святителя Григория Неокесарийского на Полянке уже в сане протоиерея. Но 26 октября 1930 года отца Илию арестовали и посадили в Бутырскую тюрьму. Евгения Леонидовна вспоминала об аресте мужа: «За ним пришли поздно ночью. После краткого обыска наши «гости» собрались уходить. Когда батюшка совсем оделся, я сказала, что теперь надо помолиться.

Они не протестовали, стояли без шапок. Я прочитала молитву, поклонилась в землю своему дорогому, он меня благословил, я его перекрестила и поцеловала.

Все вместе вышли из дома. Я его спросила: «Что ты сейчас чувствуешь?» – «Глубочайший мир, – ответил он. – Я всегда учил своих духовных детей словом, а теперь буду учить их и своим примером»».

В тюрьме отца Илию поместили в небольшой камере, где было так тесно, что первое время ему пришлось спать на заплеванном, грязном полу под нарами. Через некоторое время священнику уступил свое место на верхних нарах один добрый юноша.

23 ноября 1930 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило протоиерея Илию к трем годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. 5 декабря его этапом отправили в Вишерлаг Пермской области.[1]В начале декабря ударили сильные морозы, и это сделало его переезд мучительным, так как этап с заключенными ехал в нетопленом, переполненном узниками вагоне. Затем пришлось идти пешком более ста километров от Соликамска до Вишеры. Дорогой отца Илию обокрали, отняв у него все теплые вещи, включая шапку.

Из лагеря он писал родным о своей жизни: «Сплю на верхних нарах. В моем распоряжении 2,5 аршин длины и 3,5 аршин ширины. Тут и все мое имущество, которое частью висит и лежит над головой. Работаю по пять дней. Шестой день – выходной. Работаю по 8-9 часов в день. …Раньше работал землекопом (9 дней), чернорабочим на стройке (9 дней), теперь рабочим на лесопильном заводе при ящичной мастерской… Моя работа – выгребать опилки из-под машин, выносить вон отрезки досок… Я очень похудел, говорят – осунулся, но привык к физическому труду, и мне теперь стало легче, чем было сначала. Ко мне в мастерской и в роте относятся хорошо, с уважением, даже с приязнью. Спасибо добрым людям!».

Работа на лесопильном заводе была настолько утомительная, что однажды отец Илья в изнеможении упал на опилки и уже не смог сам подняться. Его поместили в больницу, где он пробыл две недели, потом отправили в командировку в Буланово, за пятьдесят четыре километра от Вишеры. Весь путь заключенным пришлось преодолеть за одни сутки. Под конец пути отец Илья падал в снег через каждые пять шагов, других тащили под руки конвоиры. В Буланово батюшка сначала вместе со всеми валил лес, затем его перевели на канцелярскую работу.

После этой командировки он снова оказался на общих работах. Однажды ночью после совершенно непосильной работы он в глубокой тоске возопил ко Господу: «Господи, Пресвятая Богородица, святитель Николай, я всегда вам молился, и вы мне помогали, а теперь вы видите, что я совсем изнемог, что я готов умереть на этой непосильной работе, и вы меня забыли… Или мне больше уж вас не просить ни о чем?» и горько заплакал. Но к утру вдруг душа снова замолилась, смягчилось сердце, и снова явилась преданность и вера в Промысел Божий. И произошло чудо. Утром на перекличке священника потребовали для написания отчета о работе в Буланово, и он был избавлен от непосильного труда.

В лагерь к отцу Илие сначала приехал его сын. К тому времени батюшка уже знал, что вся его библиотека, собранная с такой любовью и трудами, полностью пропала. Матушка, Евгения Леонидовна, переживала, что это опечалит супруга, а он велел передать ей: «Боюсь, что ты очень огорчилась из-за меня. Успокойся. Я уже не тот. Мне теперь кажется, что любовь к книгам мешала мне должным образом любить вас, мои дорогие. Слава Богу за все! Он дал – Он и взял. Буди имя Его благословенно!»

Рассказывал отец Илия о своих друзьях – заключенных священнослужителях, – их было много в то время на Вишере. Как они старались держаться ближе, помогая друг другу. Как вместе молились, читая всенощную или вечерню, как исповедовались и даже причащались, каким-то образом доставая Святые Дары. Духовником батюшки на Вишере был архимандрит Донского монастыря отец Архип. Исповедоваться удавалось в необычной обстановке: колют вместе дрова, например, и батюшка в это время исповедует свои грехи. А по окончании исповеди отец архимандрит положит на его голову свою руку и прочитает разрешительную молитву. А молиться, класть на себя крестное знамение и причащаться Святых Таин можно было только лежа на нарах, закутавшись с головой одеялом.

В конце мая 1932 года к священнику в лагерь приехала его супруга. Он сказал ей на прощание: «Ты в своих письмах часто занимаешься
совершенно бесполезным занятием: считаешь дни, сколько прошло со дня нашей разлуки и сколько еще осталось до дня моего возвращения домой. Я этого не жду… Мне, вероятно, дадут еще три года. Здесь я прохожу вторую Духовную Академию, без которой меня не пустили бы в Царство Небесное. Каждый день я жду смерти и готовлюсь к ней».

Лагерные условия так отражались и преломлялись в душе священника, что в результате он всегда чувствовал на себе милость и любовь Божию, видел дивный Его Промысел, и потому делался ближе к Богу и любил Его все больше и больше. По словам Евгении Леонидовны, он чувствовал себя в лагере подобно живущему в монастыре: «Ведь тут как раз упражняешься в тех добродетелях, которые требуются от монаха: полное отречение от своей воли, нестяжание и целомудрие».

Какое-то время отец Илия работал в больнице Вишерского химического завода. Здесь он был и делопроизводителем, и регистратором, и еще много всяких обязанностей пришлось ему выполнять. В продолжение почти восьми месяцев священник трудился по шестнадцать часов в день без выходных. Однажды отцу Илие довелось послужить одной туберкулезной больной. Она была очень плоха, лежала в больнице, и захотелось ей перед кончиной исповедаться и причаститься Святых Христовых Таин. Батюшка пришел в больницу как санитар, долго с ней беседовал, исповедал ее и причастил. Нельзя передать того счастья, которое испытывала эта страдалица. Вскоре она мирно скончалась, и родным удалось над ее могилой поставить крест. Там же был похоронен и иеромонах Серафим (Тьевар). Обе эти могилы украшались с любовью.

Все, начиная от самого главного начальника, врачи, сестры и санитары ценили отца Илию как усерднейшего работника и как прекрасного человека и любили его. Но кому-то это было неприятно – на батюшку наклеветали, его арестовали и посадили в изолятор. Это было в конце января 1932 года. Помещение было не отапливаемое, с выбитыми стеклами, то и дело бегали крысы. Отцу Илие не говорили, в чем он виноват, а когда кто-то захотел за него заступиться, ему ответили, что Илья Четверухин – величайший государственный преступник.

 Батюшка просидел в изоляторе двадцать дней. По его словам, здесь он обрел мир души: «Обретут покой только те, кто научился кротости и смирению».

После отъезда супруги отец Илия писал ей из лагеря: «Ты спрашиваешь меня, в чем заключаются мои теперешние работы? Я тебе писал, что я с 8 августа по неизвестным для меня причинам снят на общие работы. …Живу за проволокой, работаю за пять километров от лагеря, несу труды разного рода, в последнее время копаю при помощи лопаты в поле картофель. В продолжение восьми часов кряду не разгибать спины и сидеть на корточках, без привычки, нелегко мне: болят поясница и ноги. …Ходят разговоры в лагере, что нас могут перевести скоро на новое место жительства – в новый лагерь, но мне хотелось бы докончить свой срок в Вишере, не люблю новизны…»

«Время идет. Конец срока приближается, – писал отец Илья 9 декабря 1932 года, – но когда он будет, не знаю точно. Раньше я думал, что он, с зачетом рабочих дней, будет в мае месяце, но теперь у меня есть опасение, что он может быть значительно позже, а после срока мне могут дать не освобождение, а ссылку в Архангельскую губернию на три года. Я спокойно приму и это, потому что, повторяю, привык уже принимать скорби и покоряться. Но, может быть, будет и не так. Поживем – увидим…»

18 декабря 1932 года, накануне дня памяти святителя Николая, в 4 часа дня в лагерном клубе случился пожар. В клубе в это время находился отец Илия. Он сгорел заживо. Друзья священника после пожара направились искать его останки, но не смогли их найти.

Накануне смерти отец Илия, разговаривая с заключенным врачом Сергеем Алексеевичем Никитиным, на прощанье сказал ему: «Прохор Мошнин так говорил: «Стяжи мир души, и около тебя тысячи спасутся». Я тут стяжал этот мир души, и если хоть маленький кусочек этого мира я привезу с собой в Москву, то тогда буду самым счастливым человеком. Я многого лишился в жизни, я уже не страшусь никаких потерь, я готов каждый день умереть, я люблю Господа, и за Него готов хоть живой на костер».

Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 2000 года протоиерей Илия (Четверухин) прославлен в лике святых Новомучеников и Исповедников Российских.

Память совершается 5 / 18 декабря.


[1] Ныне г. Красновишерск Пермского края.