К счастью, мы записали свидетельства о видении нетварного света. Несколько афонских монахов по разным причинам, главным образом, чтобы помочь христианам со слабой верой, поведали о своем опыте. И мы записали их свидетельства. Я приведу четыре таких свидетельства, показывающих значение Святой Горы.
Первое свидетельство принадлежит старцу Паисию. Он описывает, как преподобный Арсений Каппадокийский явился ему в тот момент, когда он закончил писать его Житие. Это был опыт боговидения (ἐμπειρία τοῦ Θεοῦ), ибо святые являются в нетварном свете. Кроме того, святые созерцают рай и Царство Божие, что является видением нетварного света. Характерно, что на Фаворе Илия и Моисей явились в Божественном свете. Старец Паисий пишет:
«Отец Арсений таил себя и иными подобными путями, но мои собственные духовные руки скованы многими грехами, и я не в силах пока раскрыть его добродетели, помолитесь же за меня. Да простит меня за это милосердный отец Арсений, как и за то, что я запятнал имя, данное им мне. Это правда, как правда и то, что я ни в чем не подражал ему. И хотя я вел себя по отношению к нему недостойно, терпеливый отец Арсений, истинный подражатель Христа, вознаградил меня своей любовью. Кажется, он собирал свою любовь долгие годы, чтобы разом отдать мне всю ее и тем самым потрясти и пробудить меня, беспечного и бесчувственного.
Был день двух святых Феодоров – 21 февраля 1971 года, родительская суббота. Я как раз написал его Житие по материалам, которыми тогда располагал, и перечитывал, чтобы выявить ошибки в передаче фарасийского говора, который слышал от стариков.
Оставалось два часа до захода солнца, когда во время этого чтения отец Арсений посетил меня. И как учитель гладит по головке ученика, хорошо выполнившего урок, так и он поступил со мной. При этом он оставил меня с сердцем, полным невыразимой сладости и божественного ликования, так что я не в силах был это вынести. Я выскочил из каливки и стал бегать вокруг, как безумный, все время взывая к нему, ибо думал, что найду его (к счастью, никто из посетителей не появился в это время, иначе они бы пришли в изумление, а я не смог бы объяснить им причину исступления и успокоить их). Время от времени я громко кричал: „Отче мой, отче мой!“ Порой же более приглушенно восклицал: „Боже мой, Боже мой, укрепи мое сердце, чтобы узреть мне, что случится этим вечером!» Ибо не будь Божией помощи, мое хрупкое сердце не выдержало бы этой райской сладости.
Когда совсем стемнело и мои надежды угасли, – ведь я думал, что найду его, – я обратил свой взор к небу. Воспоминание о дне вознесения Господня заставило меня вернуться в келлию. Хотя Христос являлся Пресвятой Богоматери и Своим ученикам в течение сорока дней, в день вознесения они в один миг увидели Его исчезающим в небесах на их собственных глазах.
Пребывая в келлии, я на протяжении всей ночи ощущал ту же сладость. Это заставило меня задуматься. Быть может, милосердный и праведный Господь послал отца Арсения, чтобы вознаградить меня в этой жизни райской сладостью за те немногие монашеские молитвы, в которых я приносил покаяние в своих многих и великих грехах? Не знаю. Поэтому прошу вас, ради любви Христовой помолитесь, чтобы Господь был милостив ко мне».
Второе свидетельство принадлежит другому афонскому монаху, преставившемуся в 1959 году, старцу Иосифу Спилайоти. Он жил как истинный исихаст: с умной молитвой в сердце, ощущая очищающую, просветляющую и боготворящую энергию Бога, которая проявлялась в виде чудес, описанных старцем в письмах духовным чадам. В одном из писем он говорит:
«И однажды случилось у меня много искушений. И весь тот день я взывал с большой болью. И наконец вечером, на заходе солнца, успокоился, голодный, изнуренный слезами. Я смотрел на церковь Преображения на вершине и просил Господа, обессиленный и огорченный. И мне показалось, что оттуда пришло стремительное дуновение. И наполнилась душа моя несказанного благоухания. И сразу начало мое сердце, как часы, умно (νοερῶς) говорить молитву. Так вот, я поднялся, полный благодати и беспредельной радости, и вошел в пещеру. И, склонив свой подбородок к груди, начал умно говорить молитву.
И только я произнес несколько раз молитву, как сразу был восхищен в созерцание. И хотя был внутри пещеры и дверь ее была затворена, оказался снаружи, на небе, в некоем чудесном месте, с предельным миром и тишиной в душе. Совершенное упокоение. Только это думал: „Боже мой, пусть я не вернусь более в мир, в прискорбную жизнь, а пусть останусь здесь“. Затем, когда Господь меня упокоил столько, сколько хотел, я снова пришел в себя и оказался в пещере».
Старец Иосиф имел опыт созерцания нетварного света, и поэтому он прекрасно описывает это состояние:
«Истинный монах – это произведение (προϊόν) Святого Духа.
И когда в послушании и безмолвии он освятит свои чувства, утишит ум и очистит свое сердце, тогда получит благодать и просвещение ведения. Он весь становится светом, весь – умом, весь – сиянием. И источает богословие, так что если трое будут писать за ним, то не будут успевать за течением, бегущим волнообразно, расточающим мир и предельную неподвижность страстей во всем теле. Пламенеет сердце от Божественной любви и взывает: „Держи, Иисусе мой, волны Твоей благодати, ибо я таю, как воск“. И действительно тает, не вынося. И захватывается ум в созерцании. И происходит срастворение. И пресуществляется человек и делается одно с Богом, так что не знает или не отделяет самого себя, подобно железу в огне, когда накалится и уподобится огню».
Третьим свидетелем является святой Силуан Афонский, почивший в Господе в 1938 году. Он описывает опыт боговидения (θεωρία), когда удостоился лицезреть (νά δῆ) живого Господа. Всю свою жизнь он помнил сладость и смирение Христа. Манера письма святого Силуана очень проста, что является выражением истины, смирения и жизни:
«В одно время напал на меня дух отчаяния: мне казалось, что Бог отринул меня вконец и уже нет мне спасения, но ясно видится в душе вечная погибель. И ощутил я в душе, что Бог немилосерд и неумолим. Продолжалось это со мною час или немного более. Дух этот такой тяжелый и томительный, что страшно о нем и вспоминать. Душа не в силах понести его долго. В эти минуты можно погибнуть на всю вечность. Попустил милостивый Господь духу злобы сделать такую брань с моею душою.
Прошло мало времени; я пошел в церковь на вечерню и, глядя на икону Спасителя, сказал: „Господи Иисусе Христе, помилуй мя грешного», – и с этими словами увидел на месте иконы живого Господа, и благодать Святого Духа наполнила мою душу и все тело. И так я Духом Святым познал, что Иисус Христос есть Бог, и я сладко желал страданий за Христа.
С тех пор как я познал Господа, душа моя влечется к Нему и ничто меня более не веселит на земле. Но единое мое веселие – Бог. Он – моя радость; Он – моя сила; Он – моя премудрость; Он – мое богатство».
Четвертое свидетельство принадлежит архимандриту Софронию, который испытал такие благодатные состояния. Он описывает их в своей книге с глубочайшим смирением, чтобы помочь миру и поддержать православную веру. Архимандрит Софроний пишет:
«В начале тридцатых годов, когда я был уже диаконом, в течение двух недель благоволение Божие было на мне. Вечером, когда солнце готово было скрыться за Олимпийскими горами, я садился на балконе близ моей келлии, лицом на заходящее светило. В те дни я видел вечерний свет солнца и вместе другой Свет, который нежно окружал меня и тихо проникал в мое сердце, странным образом давая мне испытывать сострадание и любовь к людям, которые обращались со мною сурово; бывало и некоторое неболезненное сочувствие твари вообще. По заходе солнца я входил в мою комнату для совершения правила готовящимся к служению Литургии, и Свет не покидал меня во все время молитвы.
И вот в один из вечеров ко мне подошел монах, мой единственный сосед по этажу, и спросил: „Сейчас я читал гимны святого Симеона Нового Богослова… Скажите, как вы понимаете его описания видения им света нетварного?» До того момента я благодарным сердцем переживал снизошедшее на меня благоволение Господне, но у меня не было никакого вопроса относительно сего явления, и моя мысль, устремленная к Богу, не возвращалась на меня самого. Чтобы ответить отцу Ювеналию, я мысленно остановился на происходившем со мною в тот самый час. Пытаясь скрыть себя, я говорил уклончиво: „Не мне судить об опыте святого Симеона… Но, быть может, пребывая в благодатном состоянии, он ощущал ее (благодать) как свет… Не знаю“. Казалось мне, что отец Ювеналий ушел к себе, не заподозрив ничего большего, чем то, что я сказал. Но вскоре после этой короткой беседы я, как обычно, начал мою молитву. Свет и любовь уже не были со мною.
Так снова и снова я познал из горького опыта, что чистая молитва бывает только тогда, когда дух наш всецело погружается в Боге без возврата на себя самого. Странно: беседуя с отцом Ювеналием, я не видел движения тщеславия внутри меня… И все же! Но мог ли бы я предвидеть, что продолжение моего видения света по вечерам и ночам того периода – начало моего священнослужения – не привело бы меня к возношению? Если сия беда стояла на моем пути, то Господь нашел прекрасный способ смирить меня отнятием дара. Да будет Ему слава во веки веков».
Архимандрит Софроний видел нетварный свет множество раз. Вот как он описывает еще один такой случай:
«И вот в Великую субботу (б. м., 1924 г.) свет посетил меня после причащения, и я ощутил его как прикосновение Божественной вечности к моему духу. Тихий, исполненный мира и любви свет пребывал со мною три дня. Он разогнал стоявший предо мною мрак небытийный. Я – воскрес, и во мне со мною воскрес весь мир. Слова Иоанна Златоустого в конце пасхальной литургии предстали в своей потрясающей силе: „Воскрес Христос, и мертвый ни един во гробе“. Истомленный до того видением всеобщей смерти, я переживал в тот момент: да, и моя душа воскресла, и я уже никого не вижу мертвым…».
Я привел эти четыре письменных свидетельства афонских подвижников, чтобы показать, что в каждую эпоху, в том числе и в наше время, на Святой Горе есть созерцатели (μάρτυρες της όράσεως) света Божественной славы. Конечно, удостаиваются видения Бога и другие люди, которых мы не знаем, потому что они сами живут сокровенно и потому что Бог не являет их миру. Если будет на то Божия воля, Он явит их.
Святой Григорий Палама тоже принадлежит к афонским подвижникам, видевшим Бога. По словам святого Филофея Коккина, святой Григорий имел многократный опыт боговидения и причастия боготворящей энергии Бога. Богословие святителя и его метод анализа творений святых отцов свидетельствуют о его опыте личного причастия нетварной Божественной славе.
Поэтому очень важно, как сам Григорий Палама описывает преображение Господне и созерцание Бога апостолами на горе Фавор. Я думаю, что это толкование является образцом (δεῖγμα), поскольку событие преображения Христова раскрывается святым подвижником, который удостоился того же ви́дения Бога. Поэтому это толкование истинно. Мы рассмотрим толкование афонского святого, который сам видел Бога.