Красная вакханалия, разыгравшаяся в 1918 году в Белогорском Свято-Николаевском монастыре, разметала оставшихся в живых насельников обители в разные стороны. Одни из них нашли приют в близлежащих городах и селениях. Другие, не имея, где главу преклонить, укрылись в лесах. Обезлюдил Уральский Афон. Разоренным стоял величественный Крестовоздвиженский храм. Опустели монашеские кельи. Прекратилась молитва. Умолкли колокола.
Шел декабрь 1918 года. В эти дни в Прикамье Красная Армия вела с войсками адмирала Колчака оборонительные бои. 22 декабря колчаковцы взяли Кунгур, через несколько дней заняли Пермь, вступили в пределы Осинского уезда и освободили от красных Белую Гору.
Белогорская братия стала вновь собраться в обитель. В начале 1919 года исполнявший обязанности настоятеля иеромонах Иосиф (Воробьев) писал епископу Борису (Шипулину): «…братство собирается, материальное и продовольственное положение улучшается, служба церковная – единственное утешение братии – по благолепию очень близка к недавно минувшим дням».
В марте 1919 года в Белогорском монастыре подвизалось уже 132 человека, в том числе 35 скитников. В числе братии было 11 иеромонахов и 8 иеродиаконов; а также 10 схимников, 41 мантийный монах и 8 рясофорных послушников.
19 мая 1919 года по благословению Епископа Бориса (Шипулина) было совершено малое (вторичное) освящение соборного Крестовоздвиженского храма.
Однако, мирное время продлилось недолго. 18 июня 1919 года большевики снова захватили Пермь, а вскоре и всю Пермскую губернию. В июне 1919 года многие из насельников вновь покинули обитель и вместе с отступающими войсками Колчака ушли в Сибирь. Оставшиеся монахи (всего 28 человек) старались сохранять духовный уклад монастыря.
4 сентября 1919 года временно управляющей Пермской епархией епископ Соликамский Варлаам (Новгородский) назначил настоятелем обители иеромонаха Афанасия (Одегова).
Но новая власть продолжала притеснять братию. Уже в мае 1921 года Пермский губисполком предписал нарсудье Юго-Осокинского участка ликвидировать Белогорский монастырь. Однако насельники не собирались покидать обитель. В храмах совершались богослужения, и со всей окрестности стекались на Белую Гору богомольцы.
После кончины иеромонаха Афанасия (Одегова) управляющим монастыря в январе 1922 года был назначен иеромонах Никон (Коробкин), а Серафимо-Алексиевским скитом заведовал иеромонах Иоасаф (Белоусов). Ушедшие с Колчаком монахи стали постепенно возвращаться обратно. В феврале 1922 года на Белой горе насчитывалось 102 насельника, а к началу 1923 года – подвизалось уже до 200 человек.
В версте от монастыря, в деревне Ильинской вновь была открыта школа для мальчиков, где учительницей Елизаветой Загуменных преподавался Закон Божий.
В эти тревожные годы в обители совершались священнические и диаконские хиротонии: на место погибших иноков заступали новые молитвенники. Так, 13/26 февраля 1922 года епископ Пермский и Кунгурский Сильвестр (Братановский) рукоположил иеродиакона Феопемпта (Попова) во иеромонаха, а монаха Никифора (Усатова) – во иеродиакона. 10 июня того же года монах Авраамий (Павлов) тем же архиереем был рукоположен во иеродиакона к скитской Серафимовской церкви. Поступала в обитель и новоначальная братия, совершались монашеские постриги. Известно, что в день Успения Божией Матери в 1922 году были пострижены в мантию послушники Николай Груздев с именем Никодим и Димитрий Зомарев с именем Варлаам.
Но время от времени Белую Гору посещали непрошенные гости. Так, управляющий монастырем иеромонах Никон 29 мая 1922 года докладывал епископу Сильвестру (Братановскому) о том, что 4 мая «местный народный судья г. Пименов» реквизировал и увез из монастырской церкви две серебряные ризы с икон, один потир с прибором, четыре серебряных креста, одну дароносицу, один оклад с Евангелия – «все весом в один пуд тринадцать с восьмой фунтов».
После того, как в 1922 году управляющий монастырем иеромонах Никон (Коробкин) принял схиму с именем Нил, настоятелем Белогорской обители (последним перед его закрытием) был назначен иеромонах Иоанн (Ветер). По благословению правящего архиерея он совершил постриги в великую схиму монаха Александра (Блинова) с именем Иоанн, и монаха Иеронима (Котельникова) с именем Моисей.
Но уже в феврале 1922 года на Белую Гору из Перми перевели колонию малолетних преступников. Крестовоздвиженский собор был обращен в приходскую церковь. На территории обители стали размещать различные организации.Кроме того, 10 октября 1922 года начальником районной милиции была совершена облава на монастырскую братию с целью проверки документов «…и личностей населяющих и посещающих монастырь». В результате было «обнаружено совершенно бездокументных 200 человек».
Наконец, постановлением Осинскаго Уисполкома от 22 февраля 1923 года, утвержденным 1-го марта губернским Губисполкомом была создана уездная ликвидационная комиссия. В конце марта 1923 года монастырь «удалось ликвидировать». Все насельники во главе с настоятелем – иеромонахом Иоанном (Ветером) «в числе 71 человека подвергнуты личному задержанию, а остальные в количестве 31 человека разбежались в близи находящиеся леса, соседние деревни». Арестованных белогорцев отправили в уездный город Осу.
Белогорцев обвиняли в «разных преступных действиях, заключающихся в обмане и обирании местного крестьянства, неподчинении издаваемым декретам и распоряжениям сов. власти».
С 25 марта по 29 мая 1923 года все они находились в Осинском Рабдоме. После 29 мая иноки были «вместе с делом препровождены в Губотдел ГПУ», то есть в город Пермь, поскольку потребовалось «дополнительное следствие, обвиняющее их по 69, 77, 120 и 122 ст. Уголовного Кодекса». Об этом местные органы ГПУ докладывали в Москву, в ОГПУ, и обращались с просьбой «о продлении срока [заключения под стражей] на окончание следствия не менее двух месяцев». В Перми белогорцев поместили в Исправительный рабочий дом № 1 (ИРД № 1).
Тогда же, 29 мая, все узники были допрошены дежурным Следователем Пермского Губотдела Г.П.У. Новиковым. Последний вынес постановление: «…избрать мерою пресечения …безусловное содержание под стражей впредь до решения дела».
В архивно-следственном деле имеются протоколы допросов некоторых заключенных из числа белогорской братии. Следователь задает им стандартные вопросы: сначала требует рассказать свою биографию, указать причину ухода в монастырь, затем предлагает охарактеризовать нравственное состояние насельников и их отношение к советской власти.
Ответы белогорцев также типичны: в монастырь пришли, «чтобы спасти свою душу», «нравственность в обители хорошая», а «отношение к советской власти безразличное».
Однако в тот же день, 29 мая 1923 года, следствие установило, «что большинство из задержанных монахов закоренелые религиозными убеждениями с монастырским стажем в среднем 10 лет, и все выявляют себя явно враждебными по отношению к Советской власти и способными …жить только в монастырях. Из числа группы 71 человека при фильтрации органами дознанием в г. Осе 18 человек освобождены, как признаны отчасти благонадежными с одной стороны, и ввиду болезненнаго состояния и несовершеннолетия с другой, и водворены по месту жительства».
1 июня 1923 года Уполномоченным Секретнаго Отделения Пермского Губотдела ГПУ Сергеем Машкиным было предъявлено обвинение настоятелю Белогорского монастыря иеромонаху Иоанну (Ветеру) и другим насельникам обители (70-и человекам), в котором все они обвинялись «в разных преступных действиях, заключающихся в обмане и обирании местного крестьянства, неподчинение издаваемых декретов и распоряжений сов. власти и др. по 69, 77, 120 и 122 ст. ст. Угол. Кодекса». Мерой пресечение было избрано содержание под стражей при Пермском Рабдоме № 1.
Однако, у следствия явно не хватало доказательств для предъявления инокам более серьезного обвинения. Поэтому пермские следователи требовали срочно прислать все опечатанные в обители «бумаги и вещественные доказательства». В качестве последних в Пермь прислали белогорские мощевики.
22 июня 1923 года при Пермском отделе ОГПУ была составлена комиссия для осмотра мощей. Духовенство в ней представлял уполномоченный обновленческого ВЦУ протоиерей Михаил Трубин, заявивший, что «в монастырях имели место подделки, и что, возможно, кости не угодников, мол, ничего нетленного нет». Таким образом, следственные органы организовали кощунственное вскрытие мощевиков и осквернение честных останков святых угодников Божиих.
Но не только мощи святых подверглись поруганию – одну из наиболее чтимых в Белогорском монастыре икон – Иверский образ Божией Матери – увезли в близлежащее село Палыгорец, в пимокатную мастерскую, где на ней катали валенки.
Чем закончилось «расследование», и каким был окончательный приговор белогорским насельникам – неизвестно. В документах Кунгурского Городского архива есть лишь решение о прекращении следствия в отношении всех арестованных (кроме 14 человек) старшей братии. Можно предположить, что если оставшиеся под арестом белогорцы (14 человек) были осуждены, то получили небольшие сроки, так как в конце 1920-х годов многие из них вновь несли служение в Пермской епархии и в дальнейшем подвергались репрессиям.