Мой путь в монашество предварило знакомство со старцем Паисием. Я тогда уже был студентом богословского факультета университета Фессалоник. Это произошло в одну из наших первых встреч, именно в тот вечер, когда я впервые остался вместе с ним в его каливе, – тогда он подвизался еще не в Панагуде, а в оставленной ему его русским старцем отцом Тихоном келье Воздвижения Креста Господня монастыря Ставроникит. А дело было как раз накануне праздника Крестовоздвижения, в 1977-м году. Так что это был престольный праздник. Но все равно ничего не предвещало того, что произойдет…
Геронда меня тогда впервые благословил молиться по четкам и показал, как это вообще делается. Мы разошлись по кельям.
– В полночь я позову тебя, и мы пойдем в церковь, – предупредил меня старец и пояснил: – вычитаем там последование ко Святому Причащению.
И действительно, около часа ночи старец окликнул меня. Вместе мы отправились в храм. Это была такая маленькая церквушка: всего-то 5 иконочек в иконостасе и одна стасидия.
Оказавшись в храме, я зажег свечу, и мы вместе стали по очереди читать Последование ко Святому Причащению. На Афоне такую совместную молитву полагается совершать так: один произносит тропари, а другой стихи, которые обычно в молитвословах выделяются красным: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе», «Пресвятая Богородице, спаси нас» и т. д.
И вот, как сейчас помню, отец Паисий произнес:
– Пресвятая Богородице, спаси нас! – а я принимаюсь усердно читать тропарь «Марие, Мати Божия», – как в храме вдруг внезапно воцаряется почти неслышно, но ощутимо, некое звучание, высокое, но вместе с тем неприметное, словно «глас хлада тонка» (3Цар. 19, 12). И еще: всю церковь осияло свечение, и лампада перед иконой Пресвятой Богородицы стала сама по себе раскачиваться…
Я растерянно глазел на все это, понимая, что мне уже не нужна свеча, которую я все еще держал в руке. Стало светло, как днем, и, может, еще светлее. Я оглянулся: лампады перед другими иконами тихо, недвижно мерцали. Лампада же перед образом Божией Матери равномерно, не угашая свой ритм, как это следовало бы ожидать по законам кинетики, раскачивалась себе и раскачивалась… Я посмотрел на старца, а он мне сделал знак: помалкивай. Я замер.
Отец Паисий бесшумно опустился на колени… Это был момент созерцания: словесная молитва была не нужна. Лампада все также следовала своей траектории, как мне потом объяснил старец Паисий, «приветствия». И мы созерцали Свет. Он был какого-то неземного мягкого тепло-голубого цвета.
Я все-таки стал заканчивать чтение, и когда Последование уже подходило к концу, Свет потихонечку стал покидать видимую мне окрестность. Угасал и звук. Мы вновь уже в недвижимой, ничем не расторжимой, тишайшей ночной мгле.
– Геронда… Что это было?
– Ты видел что-то, кроме Света?
– А что произошло?
– Ничего… – улыбнулся отец Паисий, когда я уже вновь зажег свечу. – Ты разве не знаешь, что Богородица по ночам обходит Святую Гору Афон и смотрит, чем это тут занимаются монахи? Вот, Она и увидела тут этих двух полоумных, зашла к ним и раскачала лампадку, чтобы их поприветствовать!
Потом геронда признался, поскольку я был неотступен в вопрошании, что он-то видел Пресвятую Богородицу, а моя духовная близорукость мне не далее лампадки позволила узреть…
Будучи там, на Афоне, я так прямо и полагал, что Божия Матерь особенно близка именно афонитам. «Она же Игумения Святой Горы Афон!» – думал я. Но когда Промыслом Божиим я был изведен за пределы Ее святогорских владений, то понял, что Ее Покров не сужен до географических широт, а, скорее, определяется географией нашего сердца: куда оно устремлено? Кстати, и лампадка-то в храме келии Воздвижения Честнаго Креста Господня качалась не привычно для здешнего мира: туда-сюда, – а каким-то таинственным образом: вверх и вниз!
Божия Матерь – Мама всех людей.
Она с теми, кому тяжелее. И особенно благоволит тем, кто чтит Жертву Сына Ее. Не теряйте веру в Ее заступление. Что тебе мешает молиться Пресвятой на всякий час?
Помню, как-то раз приехал к нам в Ватопедскую обитель на Афоне один благочестивый мирянин с Халкидики. Это был рабочий крупного металлургического предприятия. Он был занят на добыче стронция. Этот металл залегает достаточно глубоко под землею, так что этому бедняге приходилось спускаться в шахты. Но не это его смущало, а то, что работать ему там надо было с кощунниками, которые, по наущению врага, хулили Пречистую Деву Марию. Как они только не скабрезничали. Слышать верующему человеку это было невыносимо…
И вот он приехал на Святую Гору, бросился в ноги к старцу Иосифу Ватопедскому с одной единственной просьбой: чтобы тот благословил его сменить работу, потому что он уже не мог…
– У тебя же есть семья? – спросил геронда.
– Есть, – подтвердил тот, готовый, однако, на все лишения.
– Тебе сложно менять работу, – сказал, рассудив, старец. – Да и куда бы ты ни устроился, искушения будут везде.
Отец Иосиф так и не дал ему прямого благословения искать себе другое место работы. Этот человек не смог, как надеялся, решить проблему и весь в слезах, коленопреклоненно молился Пресвятой Богородице у Ее чудотворного образа Виматарисса (Алтарница) в нашей Ватопедской обители.
– Пресвятая Богородица, – шептал он, – я не могу слышать, как Тебя хулят.
И вдруг до него доносятся одно за другим слова:
– Я уже 2000 лет слышу эти хуления и терплю. Ты что, немного потерпеть не можешь? Иди, молись, и Я буду с тобой, – ответила ему Пресвятая.
Божия Матерь действительно с нами – о чем мы зачастую и сами не подозреваем! Преподобному Серафиму Саровскому однажды было видение: Пресвятая Дева Мария пела на клиросе вместе с монахинями. Когда сестры увлекались и начинали голосить слишком громко, Она замолкала. В Раю никто не выделяется. А молчание Божией Матери было знаком того, что Она очень смиренна и имеет тот самый «дух мирен», чуждый всякого тщеславия, гордости, эгоизма, превозношения. Наш старец Иосиф Ватопедский, когда услышал это повествование, заплакал.
Слава и благодарение Богу за то, что Пресвятая Богородица не оставляет нас!
Когда я уже оказался на Кипре, призванный к епископскому служению, то исповедовал там время от времени маму одного из монахов, которого я знал еще, будучи сам монахом святогорского монастыря. Этот брат был в послушании у геронды Харалампия, а самого его звали Иоанникий. Это был очень ревностный, простой монах, который всего себя посвятил Богу. Подвизался он, как того и требовал Устав его каливы. Вообще, жил по заповедям святых отцов. Мы с ним общались не потому, что родиной у нас обоих был Кипр, а скорее в силу духовного родства и близости. Я не помню, чтобы он покидал Афон, – разве только один-единственный раз, когда его избрали протоэпистатом (управляющим) Святой Горы Афон, и он должен был сопровождать икону «Достойно есть» как раз на Кипр.
И вот, когда его матери исполнилось 70 лет, эта благочестивая, исповедующаяся у меня мирянка пришла в один из женских монастырей вверенной мне митрополии с тем, чтобы принять постриг. А в Греции сразу постригают в великую схиму – у нас нет предваряющих ее степеней. Отчетливо помню, как совершался постриг, меня даже посещал помысл: «Да почему же она отвлекается?!» Она кланялась куда-то невпопад, в сторону… Перед нею была икона Спасителя, я с ножницами, а рядом стояла матушка-игумения монастыря. Но постригаемая на нас точно не обращала особого внимания, а даже что-то шептала, отворачиваясь от нас. Я недоумевал: «Неужели она не может сосредоточиться? Это же такой важный момент…».
После совершения пострига и окончания литургии новопостриженная вдруг изъявила желание поговорить со мной!
– Сейчас не время! – строго попытался вразумить ее я.
Тот, кого только что постригли, остается в храме, и душа его должна собеседовать с Богом, – больше ни с кем! Но она настояла, и я согласился выслушать ее.
– А кто была эта Женщина? Она стояла рядом со мною? – спросила тогда она.
– Так это же была игумения! Не понимаю, что за лишние вопросы.
– Нет, другая Женщина, в голубых одеждах… Она стояла рядом! Когда настало время, чтобы ты нарек мне имя, и я подумала о том, какое же имя даст мне мать игумения, эта Женщина мне сказала: «Ты Мне отдала своего сына, а Я тебе отдам Свое имя».
Я оставил новопостриженную в храме, а когда разговаривал с игуменией, открылось, что она собиралась назвать ее Анной, но в момент наречения забыла это имя и произнесла вдруг:
– Мария.
Так посвятившая в монахи сына получила имя Пресвятой Богородицы. И Сама Божия Матерь пришла на ее постриг, чтобы уже здесь, в этой жизни, поблагодарить ее.
Эта старица стала очень усердной монахиней, и Господь засвидетельствовал, что принял ее жертву и подвиги, праведной светлой кончиной. А вскоре, чтобы вместе вкушать плоды подвигов в Царстве Небесном, преставился и ее сын-монах.
Митрополит Лимассольский Афанасий (Николау), Кипрская Православная Церковь
www.pravoslavie.ru